Нина. Тебя?
Васенька (с виноватой улыбкой). В общем, меня.
Нина. Ну, беги, беги. Я Кондрашину все скажу. Заходи завтра.
Васенька надвигает на самые брови шапку-ушанку, туго завязывает под подбородком тесемки, кланяется и уходит. Нина снимает с огня закипевший чайник и, покосившись на Варю, снова садится на диван.
Вы не тревожьтесь. Это все чепуха, дурацкая сплетня!
Варя (усмехнулась). Вы меня утешаете?
Нина (холодно). И не думаю. Я только хочу быть справедливой. А я твердо знаю, что к увольнению Ивана Ильича Медников не имеет ни малейшего отношения.
Варя. Но ведь кем-то она пущена в ход, эта сплетня! Нина. Неужели вы не понимаете — кем?
Варя (не сразу). Вы думаете…
Нина (перебила). Уверена! Это называется у него «умением руководить»! Разделяй и властвуй! Выбери себе на время некое доверенное лицо, носись с ним, выдвигай, а потом, в нужную минуту, — подставь под удар! Жильцов надеялся, что избавится от Кондрашина тихо и незаметно. А тут и в райкоме этим делом заинтересовались, и в министерстве, и на заводе пошли нехорошие разговоры… Кроме того, на будущей неделе перевыборы партбюро. Вот он и заторопился — подготовить общественное мнение…
Без стука распахивается дверь, и на пороге появляется Иван Ильич Кондрашин. Он среднего роста, плотный, широкоплечий, с веселыми голубыми глазами и воинственным седым хохолком, по-мальчишески упрямо торчащим на макушке. В руках у Кондрашина картонный футляр для чертежей.
Кондрашин (таинственно). Приехали на грузовике какие-то люди…
Нина (вздрогнула от неожиданности). Иван? Господи, ну кто же так врывается?! Добрый вечер! Кто там приехал?
Кондрашин. Приехали на грузовике какие-то люди и разыскивают Нину Михайловну Кондрашину! (Сурово поглядел на Нину и вдруг, не выдержав, улыбнулся.) Испугалась? Эх ты, а еще туда же — конспирацию развела! (Расстегнул пальто, достал из кармана какую-то бумажку и протянул Нине) На, спрячь!
Нина (смущенно). Что это?
Кондрашин. Квитанция. «Получено от гражданки Кондрашиной двадцать пять рублей за перевозку и доставку принадлежащего ей пианино со станции Чернополье в скупочный магазин…» И так далее! Короче, квитанцию я у них отобрал, перевозку и доставку отменил, а двадцать пять рублей так и пропали! (Обнял Нину за плечи, привлек к себе, тихо спросил) Ах ты, Нина, Нина! Как же тебе не стыдно?
Нина покачала головой.
Не стыдно?
Нина. Нет. Ничуть. Мне так хотелось тебе помочь… Ия не могла больше видеть, как ты сидишь, и сидишь, и сидишь над этими проклятыми леспромхозовскими чертежами… И я ни капельки не стыдилась — я даже радовалась, что так хорошо придумала — продать пианино!
Кондрашин (передразнил). «Придумала»! А я, может быть, только из-за этого пианино на тебе и женился, а ты… (Помолчал, проговорил серьезно и сдержанно) Ничего, Нинушка, ничего! (Улыбнулся) Ведь это я сам, вздорный человек, заупрямился! Мне сегодня в министерстве предложили на выбор целых три места. А я опять отказался. Я хочу добиться восстановления, и я… (Внезапно заметил Варю и спросил шепотом.) Стой, погоди, а кто это у нас? Ко мне? Кто такая? Как зовут?
Нина (хмуро). Зовут Варвара Сергеевна.
Кондрашин. Отлично! (Громко и весело.) Здравствуйте, Варвара Сергеевна!
Варя. Здравствуйте, товарищ Кондрашин.
Молчание. Нина забирает пальто и шапку Кондрашина и уносит все это в чулан.
Кондрашин (узнал Варю и растерялся). Вот, оказывается, какое явление! Любопытно! Не ждал… Вы, простите, зачем?
Варя. Я приехала, чтобы узнать — прошло, товарищ Кондрашин, уже четыре дня, а вы до сих пор не подали жалобу на решение народного суда…
Кондрашин (насмешливо)). Жильцов волнуется? Напрасно! Я не собираюсь подавать на обжалование.
Варя. Почему?
Кондрашин. Надеюсь, я не обязан вам докладывать?
Варя (помолчав), Я понимаю, товарищ Кондрашин, что вам неприятно мое присутствие. Я скоро уйду, не беспокойтесь. Но до этого я непременно, непременно должна с вами поговорить!
Кондрашин (заложил руки за спину, прошелся по комнате, покосился на взволнованную Варю, хмыкнул). Поговорить? Да-а, тоже, между прочим, работенка у вас! Что же это вас в такую погоду пригнали? Да еще на ночь глядя! Не могли до утра потерпеть?