Но делать нечего… Конструкторское бюро закрыто. Сотрудники Сухого стали искать работу в других авиационных КБ и уходили кто к Ильюшину, кто к Микояну или к Мясищеву. Многих вместе с Павлом Осиповичем решением министерства направили в конструкторское бюро Андрея Николаевича Туполева.
«Это решение, — замечает Л. Л. Кербер, — по меньшей мере нас удивило. Затея с объединением казалась никому не нужной и абсолютно недальновидной. Я помню, как Андрей Николаевич был смущен и долго раздумывал, что лучше: сохранить группу Павла Осиповича в виде самостоятельной организации в составе своего КБ или распределить его специалистов по подразделениям, внутри КБ.
И надо отдать должное Туполеву, он поступил мудро. Основную часть КБ Павла Осиповича, то есть расчетные [113] и каркасные бригады с их руководством — Н. Зыриным, Е. Фельснером, Н. Каштановым, он сохранил в непосредственном подчинении Павла Осиповича, а вооруженцев, мотористов и других специалистов по различным системам переподчинил нам, своим заместителям.
На этот раз я познакомился с Павлом Осиповичем гораздо ближе, чем при подготовке к перелетам АНТ-25.
Его фамилия на первый взгляд как-то соответствовала складу его характера. Но достаточно было пробить ледок официального знакомства, как сразу перед тобой открывался совсем иной человек.
Оба мы терпеть не могли переполненной столовой с ее суетой, поэтому ходили туда перед самым закрытием, когда она пустела. Так и повелось, все четыре года, пока КБ Павла Осиповича входило в наш состав, мы обедали с ним вместе за одним столом. Постепенно наши трапезы стали сопровождаться все более и более задушенными беседами.
Начались они, помню, с чрезвычайной симпатии Павла Осиповича к Кисловодску. Он очень романтизировал его.
«Вот вы не были в нем и не можете представить себе его исключительность. Открывается дверь вагона, вы выходите, вдыхаете воздух и что это? Тот воздух, на который опираются крылья наших самолетов, — аэродинамическая субстанция, здесь же это даже не воздух, а какой-то нектар. Вдыхаешь полной грудью и наслаждаешься его вкусом и ароматом».
Никогда раньше он так не говорил, и право, до этого мне трудно было представить в его речи такие лирические нотки…
Должен сознаться, обаяние речи П. О. Сухого было столь велико, что зимой 1951 года я решил съездить в Кисловодск. Увы! «О вкусах не спорят» — этот курорт на меня столь значительного впечатления не произвел.
В наших «застольных» беседах постепенно раскрывались художественные, театральные вкусы Павла Осиповича. Он по-настоящему любил русскую литературу, особенно поэзию.
Помню, как он противопоставлял Лермонтова Маяковскому, утверждая, что Михаил Юрьевич был не менее социален. В подтверждение он на память цитировал нужные строфы из «Мцыри». [114]
В другой раз мы заспорили о прозе. Павел Осипович начал сравнивать «Цемент» Гладкова с «Молохом» Куприна. И, откровенно говоря, я оказался в затруднении, ибо никогда даже не пытался сопоставлять их.
«И то и другое, — говорил Павел Осипович, — вещи вполне сопоставимые, но Куприн, мне кажется, тоньше и убедительнее подводит нас к тому же выводу, что и Гладков».
Говоря о театре, он признался мне как-то, что очень любит оперетту. А это так не вязалось с моим представлением о нем! Я даже переспросил, так ли это? И он тут же подтвердил:
«Да, знаете, люблю, а вот хожу в театр редко, все некогда…»
Встречаясь в непринужденной обстановке, было приятно увидеть в нем за внешней замкнутостью настоящего русского интеллигента, разносторонне и широко задумывающегося над всеми сторонами жизни».
* * *
Однако вернемся к самолетостроению. Андрей Николаевич поручил Павлу Осиповичу в качестве своего заместителя доводку и организацию серийного производства самолета Ту-14 на одном из сибирских заводов. Это была по тому времени одна из первых машин подобного класса прогрессивной, принципиально новой конструкции, с двумя реактивными двигателями и сложным специальным оборудованием.
Вместе с Павлом Осиповичем к новому месту работы выехали его ближайшие помощники Н. Зырин, Н. Семенов, В. Балуев, Л. Давыдов.