– Как вы сказали? – она обернулась к Дайне. – Миленькая?
Он засмеялся.
– Ничего-ничего, сейчас вымоетесь, приведете себя в порядок – и, я думаю, сэки Вейру не будет разочарован.
Она передернулась. Не будет разочарован! Этого только не хватало.
Появилась старуха в фартуке:
– Банька готова, пожалуйте, – взор ее упал на Варю, и морщинистое лицо вытянулось. – Где ж тебя, доча, так угораздило?
– В лесу да болоте, – буркнула Варя.
Бабка провела ее и Ирочку через двор к небольшому деревянному срубу. Из дверей дохнуло жаром.
– Раздевайтесь, – велела бабка, – а я венички принесу.
Настоящая баня, восхищенно подумала Варя. С паром, с вениками!
Она разделась, забралась на полку. Было так хорошо, тепло. Мышцы расслабились от непрерывной дрожи. Она даже задремала. Когда вынырнула из дремы и протерла глаза, старуха расчесывала черные кудри неправдоподобно чистой Ирочке. Пахло мылом и душистыми травами.
Теперь старуха взялась за нее. Нещадно хлестала вениками, обливала то горячей водой, то холодной, терла спину так, что Варя думала – снимет кожу. Потом втирала какие-то масла, мыла волосы травами. Наконец дала вытереться, завернула в большой велюровый халат – наверняка он принадлежал Вейру Велду. Повела в клетушку рядом, где Ирочка посапывала на лавке за столом, обняв огромную чайную кружку – уже пустую.
– Пей, доча, – сказала, наливая Варе горячий чай. – Авось не заболеешь. Все сделала, что могла.
– Спасибо, – пробормотала Варя, обжигаясь чаем.
Веки слипались, голова только и ждала, когда ее куда-нибудь положат – хоть на пол. Они вернулись в избу. Ирочка так и не проснулась. Варя с трудом дотащила ее до перины, на которую указала бабулька, положила завернутый в махровое полотенце комочек. Бабка прикрыла девочку одеялом.
– Заходите, Барби, располагайтесь, – Дайне отворил дверь в маленькую заднюю комнатку. – Супруга вашего еще нет, но он всегда поздно ложится. Ешьте, я там поднос оставил.
В комнате были кровать и столик. Кровать застелена чистым, не слишком широкая. Больше никакого ложа не имелось.
– А… – она хотела было узнать, нельзя ли поставить раскладушку, но осеклась. Не очень-то характерная просьба для молодой любящей жены. Она вдруг поняла, что убедительно играть роль супруги подразумевает еще и спать в одной постели.
Возможно, он это и имел в виду, подумалось ей, когда говорил, сколь тщательно она должна вписываться в роль жены. Не бескорыстно же он ее спас, в самом деле. А она не сообразила вовремя. Хотя… какой у нее выбор? В лапы особой службы или в лапы Вейру Велда? Конечно, второе. По крайней мере, он не станет издеваться.
А не поторопилась ли она с выводом? Не зря ведь Роман называл его коварным подонком. Может, для него особое удовольствие унизить вдову своего противника, заставить упрашивать, умолять, полюбоваться на ее слезы и кровь… Да нет, ерунда. Он мог бы изнасиловать ее прямо у костра, на голой земле – все равно никто не видел. Не обязательно было кормить ее, укрывать плащом, наказывать ординарцу всячески заботиться о ней и об Ирочке. Значит, ждет благодарности.
Ладно, будь по его, вздохнула Варя, подошла к столику и взяла с подноса яблоко. Сочное, румяное. Жертве таких не предлагают. Она вдруг почувствовала голод, стала торопливо есть. Яблоки, груши, сливы… Словно и не война вокруг. Ладно, он получит ее благодарность. Деваться-то все равно некуда.
Насытившись, она погасила свет, разделась и юркнула в теплую постель. Не успела голова коснуться подушки, как ей уже снился сон. Впервые за две недели это не был кошмар.
Среди ночи ее разбудило движение. Было темно, но она различила на фоне окна сидящего на кровати мужчину. Он стаскивал рубашку через голову. Варя затаила дыхание, вжавшись спиной в стенку.
Вейру Велд откинул одеяло, лег, слегка касаясь Вари – хочешь не хочешь, кровать была довольно узкой. Видимо, уловил ее напряжение, бросил:
– Спи спокойно, не обижу.
Через несколько минут он уже спал, а Варя долго не могла заснуть. Рядом с ней – даже руку не надо протягивать, она чувствовала его тело, – лежал злейший враг Романа. И всего Союза Метагалактики, если на то пошло. Его незащищенное горло было как раз на уровне ее глаз. Во сне даже она, слабая женщина, могла бы удавить его голыми руками.
И что потом, горько спросила она себя. Ужасная смерть? Она слишком хочет жить! А жива только благодаря ему. Господи, как все неправильно! И то, что она так малодушно, так неестественно цепляется за жизнь, когда нормальная женщина предпочла бы скорее умереть, чем жить на содержании смертельного врага. И то, что этот непонятный Вейру спас ее без всякой видимой выгоды. И то, что через две недели после гибели мужа она лежит в чужой постели, готовая отдаться – но ее не берут ни лаской, ни силой.