Дядюшка недоволен был, он болел уже тогда, целыми днями дома лежал. Да и тете Шуре я мешала. Как раз с Владом у нее начиналось, а тут я, молодая-красивая, и муж далеко. Но все равно, если бы мама из Берлина не приехала со мной повидаться, я бы с ребенком еще в Москве покантовалась. А так — она насильно, можно сказать, мальчика с собой забрала. Мне-то к ним нельзя было больше, „не член семьи“. Пришлось к Толе возвращаться. Еще два года мы на Севере прожили, пока Толина болезнь открылась. Летать ему врачи запретили, он в отставку вышел и снова поехали мы в Москву. И тут оказалось — не ждали нас. У матери с сестрой Толиной комната в коммуналке, у нас там только прописка. Да и с работой тоже… Специальности у Толи, кроме летной, никакой. А это запрещено. До войны успел он в консерватории поучиться, пошел туда. Да что вы, никто и слушать не стал: чуть не 10 лет перерыв, перезабыл все.
Я почему не работала — у меня же специальности не было, два курса Библиотечного института, курам на смех. Но я пошла на трехгодичные курсы при МИД, французский язык и на машинке печатать. Секретаршей могла бы потом работать в посольстве каком-нибудь. Почти полгода ходила. Да, с этих курсов нам очень повезло. Преподаватель там один симпатизировал мне и помог Толю в общество „Знание“ лектором устроить, про композиторов школьникам перед концертами рассказывать, на воскресных утренниках. Образование его музыкальное пригодилось все же. И еще повезло: комнату снять удалось. Малюсенькую, конечно, через хозяев ходить приходилось. Мы и решили сына пока из Берлина не забирать, тем более с ребенком комнату и вовсе не снимешь.
Если б не папа, не выжить бы нам, нет. Деньги, вещи — все от них, из Берлина, получали.
Папа-то с мамой только через год вернулись, когда папа в отставку вышел. Да нет, не столько по возрасту, сколько обстоятельства сложились… Год-то знаете какой был? Борьба с космополитизмом. Но все равно им дачу дали в Годуново: генерал все-таки, он право имел. Мы сперва даже жили с ними вместе. Только трудно это оказалось. То есть меня и малыша они, конечно, любили. Особенно папа. Хотя, если честно сказать, мальчик получился — хуже девчонки, маменькин сынок. Не то что на лошади скакать или там — стрелять. На лыжах, на коньках толком научить не могли. Может быть, деду нашему трудно уже было, не знаю.
У Толи времени не хватало, тоже верно. Вообще за эти годы он как-то забыл, что у нас сын есть. И все время мне пенял: мол, родители мои ребенка изнежили.
Не мог никак Толя с ними ужиться. Папа, к примеру, пошутить любил, что, мол, капитан против генерала должен навытяжку стоять, а Толе это, конечно, неприятно было слушать. Потом, из Годунова на работу ездить — полтора часа в один конец.
И снова нам повезло: Толе комнату предложили от работы, на Плющихе.
Конечно, согласились, хоть и в старом доме, даже ванны не было, мыться в баню ходили или к маме с папой ездили. Да нет, как разъехались мы, отношения как-то сразу наладились. А мальчика мы решили пока к себе не забирать. То есть это даже не мы решили, а генерал наш сказал: как хотите, а ребенка не отдам. Мы особенно и не сопротивлялись, тем более жили они на даче, весь год на воздухе, лес сосновый кругом, озера. И дача просторная, не в одной комнатенке с нами ютиться.
Потом, ребенку внимание нужно, ведь верно? Толя работал. Я тоже работать собиралась, нас целыми днями дома не бывало. И мы приезжали часто. То есть как можно чаше. И всегда привозили из города что-то вкусное. Пирожных свежих из лучших кондитерских, и хлеб черный, круглый такой, знаете? — папа его любил, бублики горячие я на Каляевской для них покупала…
У них, правда, были генеральские заказы, папа получал в санатории, в Годунове. Удобно, да и почетно тоже, и продукты хорошие, качественные, только все простые вещи: курица там, мясо, колбаса, масло, молочные продукты. По желанию икру еще можно было брать или белорыбицу. Но пирожных свежих, конечно, не давали. И это был такой праздник — приехать и всех их увидеть. Хотя папа не всегда удачно шутил. Любил поговорить о том, что и наследство, и дачу внуку откажет. И про капитана нет-нет, а вспомнит. Но все же раз в две недели, в выходные, если не было каких-то важных дел или дня рождения у знакомых… Если точно — в месяц раз уж обязательно».
Как он ждал приезда родителей! Это был словно осколок другого мира, метеоритом залетавший из непрожитой им жизни. Каждый выходной, даже если с утра точно уже было известно, что на этот раз они приехать не смогут, он выходил за калитку и стоял там, прислонясь к столбику ограды, маленький, толстощекий, и смотрел на дорогу, и ждал. Зимою он быстро замерзал и шел в дом отогреваться.