— Ну, ты, Раиса, держи себя в руках, — Куз покосился на Настю.
— Да ладно тебе, Куз, не будь ханжой. Настька моя и не такое слышала. А эти гады — про них по-другому и сказать нельзя.
— Погоди, не суетись, — Куз слегка хлопнул ладонью по столу. Потом налил себе водки, подумал мгновение и долил Раисе. Глянул на Настю, та кивнула. Куз покачал головой, но плеснул и в ее рюмку. Чуть-чуть. — Рассказывай, в чем там дело? И какое отношение имеет к этому Калмыков?
— Калмыков... — Раиса, словно отрезвев, провела ладонью по лбу. — Марк, а я ведь толком и не знаю, что у них там случилось. Мне известно, что этот Юрий Федорович долбаный пытался впутать Аркашу в какую-то темную историю. За большие деньги, естественно. Аркадий толком мне не рассказывал, только как бы невзначай заметил, что можно обеспечить себя на всю жизнь. Однако такие игры не по нему. А с Калмыковым этим последнее время какие-то бандиты в обнимку ходили, он с ними только что не целовался. Вот Аркадий и вышел из дела, чтобы не бежать с этим быдлом в одной упряжке. Это все, что я знаю. Аркашенька старался нас уберечь от неприятностей, говорил, что дома отдыхать нужно.
— Да-а... — протянул Куз, вертя в пальцах полную рюмку.
— А следователь сказал, что дело закрыто. Несчастный случай.
— Да? И на убийство намекал?
— Ну, он говорил, что это его собственные предположения. Частное, так сказать, дело. Предупредил, что визит неофициальный.
— Именно это мне больше всего и не нравится, — заметил Куз и выпил свою водку.
Глава 7
— Ну, делись впечатлениями.
Голос принадлежал высокому худощавому мужчине — вот все, что Моня мог сказать о собеседнике. Тот стоял в гостиной у окна, в тени, а сам Моня сидел под ярким светом торшера в мягком кресле, низком, вроде бы уютном и комфортном. Однако Моня сразу понял, почему ему предложили в него сесть. Еще бы, с такого не вскочишь, не вылетишь пружиной. Пока будешь выбираться да ноги выпрямлять, двадцать раз скрутят. Гостеприимные, в общем, хозяева.
Сзади над Моней нависал Пегий. В дверях — двое, одного из них, Рыбу, Моня хорошо знал. Через Рыбу получал указания от «командира», как уважительно называл своего босса посредник. Рыба, мужичок под пятьдесят, хоть и лысеющий, с брюшком, был все же в хорошей форме. Моня как-то видел Рыбу в спортзале, где тот назначил ему очередную встречу. Отметелил он тогда в спарринге двоих молодых так, что мама не горюй!
— Так я внимательно слушаю, — повторил худощавый.
— А что говорить-то? Все в елочку сделали. Пуганули черных, чтобы знали, с кем дело имеют. Вряд ли опять полезут.
— Отчего же им не полезть?
— А оттого, что дикари они. В смысле леваки. Ну, то есть не входят ни в одну банду. Сами по себе, рыночные умельцы. Их всего-то человек десять, а деловых — пара-тройка. Остальные — шестерки. Решили по-легкому в Питере наварить. Ни хрена у них не выйдет. Постреляют их свои же рано или поздно. За наглость.
— Да?
— Зуб даю.
— На хера мне твой зуб, скажи, а? Мне нужен чистый рынок.
— Так я и чищу, о чем базар?
— Вовик твой там как?
— Вовик остался лежать на поле брани. Награжден посмертно. Сеструхе его я денег выслал, написал, что погиб ее Вовик, как герой, защищая честь и достоинство.
— Ладно, не тренди. Сделал дело, молодец. Тут я хотел с тобой лесную историю вспомнить.
— А что там такое? — Моне вдруг стало неуютно. Он не совсем точно выполнил задание, приказано было не грабить, а он не удержался-таки, три «тонны» баксов не шутка. Ну, если у фраера в пиджаке лежат три «тонны», чего ж их не взять.
— Ты все точно сделал?
— Да, как на духу говорю, век воли не видать.
— Слушай, как тебя там... Моня, ты ж не сидел! Что ты по фене тут лепить начинаешь, как фраер. Ну, не волнуйся, у тебя еще все впереди.
— Вашими бы устами... — начал было Моня, пытаясь уйти от скользкой темы.
— Стоп, стоп, стоп! Значит, так. Слышал я, что у Жмура прямо из кармана унесли три штуки. Знаешь об этом или нет?
Так. Значит, его, Моню, в лесу кто-то дублировал. И этот «кто-то» знал о деньгах. И потом проверил, есть ли они в наличии. Очень хорошо. Тут вертись не вертись, только хуже будет. Ну, не убьют же его, в конце концов, за какие-то три штуки.
— Кому вернуть? — спросил Моня. — Каюсь. Они у него вывалились, я и подобрал. Не я, так первый путевой обходчик все равно прибрал бы их к рукам. И только потом ментов вызвал. Что, не так?
— Вернешь, когда попросят. Ладно. Считай, что эти три штуки — аванс.
— За что?
— Есть еще халтурка. Держи, — худощавый вынул из кармана пиджака фотографию и протянул Моне. — Надо закончить с этим делом. Обрубаем хвосты, как говорится. Этот хвост — последний. Надо его, Моня, рубить. Чем быстрее, тем лучше.
Моня взял фотографию, взглянул. Перевернул и увидел на обороте написанные карандашом адрес, телефон, имя и отчество.
— Понял.
— Еще раз повторяю. Чем быстрее, тем лучше.
— Сколько? — спросил Моня.
— Не понял, — удивленно поднял голову худощавый. — Тебе трех штук мало?
— Моня, уймись, — сказал Пегий. — Вы извините, все нормально.
— Я так и думал, — произнес худощавый. — Кстати, господа хорошие. Сколько вы еще собираетесь дикарями работать? Шли бы ко мне в штат.
— Спасибо за доверие, — Моня спрятал фотографию в карман куртки. — Мы как-то привыкли сами по себе, вам вроде бы не мешаем. Так и будем делать свой маленький бизнес.
— Слышал я про твой маленький бизнес. Охранника магазинного порезал кто-то. Пушеров своих оберегаешь? Похвально. Только, Моня, майор твой, которого ты героином кормил, ну, мент тот поганый, что тебя прикрывал, он ведь загремел. Вчера. Не слышал?
Эта новость испугала Моню куда сильней, чем известие об обнаруженных трех тысячах долларов. Это уже не шутки. Без ментовского прикрытия Монины дела могли накрыться в ближайшее время. И самым печальным образом.
— Не слышал.
— Ну вот, теперь услышал. И считай, что я тебе подарок сделал. А то приперся бы к нему сдуру, а там тебя тепленького и взяли бы.
— А у него что теперь, засада дома?
— Думаешь, ты один такой у него был хороший? На него полгорода урок мелких ишачило.
Моня проглотил «мелких урок» и покачал головой.
— Да, — наконец сказал он, — тут есть над чем подумать.
— Вот-вот, вы и подумайте с господином Пегим. Все, я вас больше не задерживаю.
Худощавый отвернулся к окну и скрестил руки на груди.
«Пижон», — подумал Моня, проходя мимо посторонившихся охранников.
Димка сидел за рулем того самого черного джипа, на котором они смывались с места устроенного Моней побоища.
— Куда, говоришь, ехать?
Моня, развалившийся рядом, пожевал губами и пробормотал себе под нос:
— Угол Звездной и Космонавтов. Человек должен подъехать и стоять на перекрестке. Я звонил, попросил не опаздывать. Времени у нас с тобой мало.
Моня был удолбан по полной схеме, Димка косился на его физиономию, превратившуюся в какую-то мрачную маску, и неодобрительно покрякивал. Что за тип! Темный он какой-то все-таки. Если не сказать хуже...
Нет, для Димки западло признаться себе, что он боится Мони. То, как он поступил с Вовиком, конечно, шокировало его, но не настолько, чтобы идти на конфликт. В конце концов, Моня с самого начала предупреждал, что самодеятельность будет жестоко караться, а здесь не просто самодеятельность была, а почти полный провал. Так что... Конечно, Димка не поступил бы так с товарищем, но потому Димка и не главный сейчас. А Моня...
Знал бы прикуп, жил бы в Сочи. Кто такой Моня, тоже еще большой вопрос. Не то он на кого-то пашет, не то действительно сам по себе. А уважают его многие. Во всяком случае, с братвой общается легко, за пацана его не держат. Своим считают.
Как он хохотал, когда они знакомились! Когда Кач, еще совсем зеленый, начал сыпать вопросами — кто Моня по рангу — бригадир или выше бери? Как он ржал. «Бригадир»! Сам ты бригадир, кричал. Мы все, говорил, бригадиры. Каждый сам себе бригадир. Но вид делал, что секретность блюдет, не раскрывается перед пацаном. А может, и не делал вид, может, так на самом деле и есть. Начиналось-то все с ерунды, пацаны траву покупали-продавали, а Димка их пас, охранял, контролировал. Потом разборки пошли, теперь вот с кавказцами этими — чистая мокруха.