Прижился он в Питере, лет пятнадцать, как осел здесь. Начал разворачивать свои дела еще до перестройки. Гонял мелких фарцовщиков. На «Галере» промышлял, с авторитетами тамошними дружбу завел. За силу и бешеную отвагу его ценили, тем более что по-своему честным был Турок. Дружков, ну, не дружков — он дружбы ни с кем не водил, — так хороших знакомых не закладывал никогда и ни при каких обстоятельствах. Слава об этих его качествах такая пошла по городу, что и многие из ментов завели с ним не то чтобы тесные отношения, но партнерство некое — это точно. Он им помогал денежки зарабатывать, ну и они в долгу не оставались: то предупредят об облаве, то, вот как сегодня, наводку дадут прямую. Турок ведь данью обкладывал только тех, кем доблестные органы интересовались, а честных никогда не грабил. Да у честных, к слову сказать, и взять-то нечего...
— Так как дела, спрашиваю, — переспросил Турок. — Уснул, что ли?
— Нормально, Турок, — ответил Ерш.
Это была еще одна черта хозяина, отличающая его от воров в законе. Он любил, когда его называли по кличке, а не по имени. Воры-то все, беседуя: «Петрович да Лукьяныч...» Иногда и по имени-отчеству... Шестерок своих и тех по именам величали. Турок же лишь Ерша и Монаха иногда называл по именам, остальных однозначно: по кликухам.
— Вроде путем, — повторил Ерш. — Вживаюсь.
— Проблем нет?
— Да какие там проблемы, на хрен... Мелкота...
— Ну-ну... Посмотрим, посмотрим... На мелкоте бабки ведь тоже делаются. Курочка по зернышку клюет. А миллион, Саня, состоит не из миллионов, а из копеек. Так-то... Вот сегодня мы большое дело сделали. Могли сейчас сразу весь товар у них взять, у лохов. Это же лохи, — повторил он с расстановкой. — Инвалид-то, перед тем как уйти в мир иной, кое-что про их контору нашептал мне.
Турок сделал паузу, а Ерш, зная хозяина, благоразумно молчал, не переспрашивал. Надо будет, сам скажет. Слова — они очень дорого стоят...
— Инвалид пошел их шефа мочить. И замочил. Только вот кто потом его самого завалил, узнать бы... Инвалида завалить — дело непростое. Тут на арапа не подъедешь. Он хоть и хилый был, башку имел — о-го-го! Ну, да ладно. — Турок снова сделал паузу, как бы подчеркивая, что он отвлекся. — В общем, эти, что сегодня были с машинами, в самом деле лохи. Они, конечно, в курсе дел своего шефа и что везли — знали. Но шефа-то нету, он бздливый был, сучара, все на себя тянул. Машины эти — в них марафет из Голландии. В мебели запрятан. На таможне «окно» было у шефа. Пока еще открыто. И реализацией наркоты он тоже сам занимался.
— Жадность фраера сгубила, — вставил Ерш.
Турок, повернув голову, посмотрел на него, но ничего не сказал. Значит, к месту слово...
— Да. Жадность — дело такое... В общем, канал реализации у них есть, но как им пользоваться они не очень волокут. Так чего я говорю-то — могли мы сегодня весь товар взять, а, Монах?
— Как два пальца, — ответил Монах. Он был человек неразговорчивый...
— Правильно. Но навели нас на них — кто? — Он посмотрел на Ерша.
— Кто? Менты!
— Во. А менты — это кто?
— Суки, — снова ответил Монах.
— Верно. Ментам верить нельзя. Он сегодня с тобой в бане «торчит», а завтра ты на зоне паришься, а он в кабинете своем твою бабу дерет...
Он снова замолчал, выщелкнул пальцем из пачки сигарету. Монах предупредительно щелкнул зажигалкой.
— Вот мы сегодня и повязали ментов. Крепче прежнего. Этот лох, который теперь за шефа там остался, он нам будет отстегивать. И ментам. Так что эти суки все у меня вот где будут теперь! — Турок сжал свободную руку в кулак и повторил с наслаждением:
— Во-от где!.. А ты, Монах, — после нескольких глубоких затяжек сказал Турок, — ты сегодня пойдешь в ночной клуб лоховский, скажешь, кто ты и с кем ты. Будешь у них работать.
— Работать? Кем же это?
— А как на зоне, прости, Господи... Смотрящим. В общем, пасти будешь этих козлов и бабки у них собирать. Они знают сколько. Место хлебное. Я тебе даю, как у нас на «Галере» говорили, карт-бланш.
— Шуточки у тебя, Турок...
— Не понял?
— Да про зону... Ты как скажешь, так потом...
— Не шурши! Ну, про зону — а чего такого? У нас вся страна — одна большая зона. Как была, так и осталась. Во Франции погулял — разницы не почувствовал?
— Ну, есть малость.
— Малость... Не малость, брат, а разница.
— Так чего мы в России сидим-то? Надо в таком разе рвать когти, гори тут все ясным пламенем...
— Рвать... Ты там столько не заработаешь, сколько здесь. Так что паши, пока пашется. А сорваться отсюда мы всегда успеем.
Глава 4
— Взять магазин? — Димка сидел, вытаращив глаза на Куза. — И что?
— А ничего. Ты не понимаешь, что ли? Такие вещи объяснять... Тебе сколько лет?
— Ну, лет... Какая разница? Семнадцать...
— Семнадцать... Должен уже понимать. Что ты с этими деньгами думаешь делать? Потихоньку тратить? Ну, протратите вы их...
— Лимон?
— Да хоть и лимон... Мне обидно просто... — Куз встал с табурета и сунул в рот сигарету. — Ты понимаешь, что можешь начать нормально жить?
— В каком это смысле? Я что, ненормально живу?
— Конечно, нет. Мы все живем как в подполье каком... Поэтому и государство наше никак из говнища не вылезает... — Куз подошел к столу и налил себе в рюмку из принесенной бутылки «пятизвездочной». — Ты будешь? — Он посмотрел на Димку.
— Ну, налейте маленько.
— Так вот. Деньги эти, если их легализовать, могут и на вас работать, и на государство.
— Мне на это государство плевать! — сказала Настя. — Это государству мы обязаны тем, что одна половина народа у нас ублюдки, а другая — бандиты...
— А я из какой половины? — спросил Куз и, прищурившись, посмотрел на Настю.
— А вы не из какой. Потому что вы не народ. И мы, — она обняла Димку за плечи, — мы тоже не народ.
— Это как же понять?
— А так. Что бы народ стал делать на нашем месте? Пошел бы убивать эту мразь, как мы? За родителей... Да ни фига. Сидел бы и плакал в тряпочку. Или бы в ментовку еще разик сходил. А вы — что вы за государство-то печетесь? Что оно вам дало? Кроме вашего, извините, алкоголизма? Сами же, еще когда мама жива была, говорили, как вас травили всю жизнь...
Куз молча выпил водку и присосался к сигарете.
— Что, не так? — спросила Настя.
— Трудно мне тебе ответить.
— Ну вот, вы еще про жизненный опыт чего-нибудь сейчас начните...
— Нет, про жизненный опыт я не буду. У тебя самой жизненный опыт уже вполне приличный...
Настя промолчала. Да уж... Чего-чего, а за последние два-три месяца жизненного опыта у нее накопилось побольше, чем у иной пенсионерки-блокадницы... наверное...
— Вообще-то магазин — это дело хорошее, — сказал Димка. — Я так давно хотел стать бизнесменом...
Настя прыснула:
— Из тебя бизнесмен, как...
— Ладно тебе! — бросил парень и, уже обращаясь к гостю, попросил:
— Так поподробней, если можно — в чем там дело?
Куз повторил свой рассказ о том, как ему нынче утром позвонил давний его знакомый Барракуда и сообщил паническим голосом, что бандиты у него отбирают магазин. За долги. И спасти его могут только пятьдесят кусков наличными. А вот где их взять в короткие сроки, он представления не имеет. Мол, надо ехать в Москву, там он может найти нужную сумму. Но это время, а бандиты ждать не будут... Деньги требуются сегодня.
— Ну, насчет сегодня, это лажа, — сказал Димка. — Они приедут завтра.
— Почему? — спросил Куз.
— Да потому, — лениво ответил тот, кого недавно называли Кач. — Потому что я сам бандитом был. Я же рассказывал. Знаю я их. Они уверены, что магазин уже им принадлежит, так что не будут дергаться, портить себе вечер, приедут завтра днем. Это как по писаному...
— Ну вот я и предлагаю, — продолжил Куз, — заплатить за него и взять магазин себе. Барракуда рассказал о своих проектах, которые только нужно раскрутить, и они принесут огромную прибыль. Так что все окупится многократно.