Впрочем, был полицейский надзиратель Игнат Савич Свищев человеком не из худших, ежели не сказать, из лучших, а что до того, что он не платил в буфетной за водку и закуску, так оно уж как-то повелось. Никто не платил за такие «мелочи», будучи в квартальных надзирателях и имея на «своей территории» гостиницу. Не платил Семен Андропович Сысоев, царствие ему небесное, не платил ушедший в отставку в чине надворного советника Альфред Хасанович Минибабаев. Не платил за сие даже предшественник Игната Савича на должности квартального надзирателя Зигмунд Карлович Шмальтцер. А человек этот, Зигмунд Карлович, надо сказать, был неподкупный и кристально честный. Однажды он отказался от взятки в триста рублей, отчего позже был награжден светлой медной медалью «За непорочную службу» и золотым портсигаром стоимостью в семьдесят пять рублей. О нем даже писали в «Московских губернских ведомостях» с присовокуплением фотографической карточки в парадном мундире и фуражке – о как! Что же касаемо Игната Савича, то он обещался со временем выправить Ксюше законный документ, чтобы жила она спокойно и была бы учтена государственными службами. Себя полицейский надзиратель Свищев числил, несомненно, в числе людей государственных, обремененных посильной властью.
Однажды Генка пришел в буфетную хмурый.
– Надоело, – с ходу буркнул он и в сердцах топнул ногой.
– Что надоело, Гена? – не поняла его настроения Ксения.
– Все!.. Все надоело! – Геннадий сел у стойки и уныло уставился в пол. – До чертиков! Надоело прислуживать всем, надоело выпрашивать у дядьки гроши; беспросвет полнейший надоел, от которого спасу нету. Ведь ничего не происходит, понимаешь? День похож на день, и завтрашний день будет такой же, как вчерашний…
– А что в этом плохого? – удивившись, спросила Ксения.
– А что же тут хорошего, – махнул рукой Геннадий. – Нет, может, кому-нибудь такой расклад жизни и нравится. Старичку какому-нибудь… Чтоб день за днем ничего не происходило. Но… Только не мне, – заключил он.
– Покушать хочешь? – спросила Ксения и участливо посмотрела на Генку. – Супчику, а?
– Да какого супчику! – вскричал уже Геннадий и зло посмотрел в глаза девушке. – Неужели ты не понимаешь, что это гибель! Для этого я заканчивал гимназию? Чтобы прислуживать потом проезжим крестьянам, торговцам и коммивояжерам, считающим копейки?!
– Ну-у, я не знаю…
– Вот именно! Ты не знаешь! И ни черта не узнаешь, если всю жизнь проведешь в этой буфетной… А я знаю, не для этого!
Генка встал и подошел к Ксении.
– А ведь где-то есть другая жизнь, – мечтательно и воодушевленно произнес он. – Там звучит музыка. Там люди ходят в театр… Веселятся… Влюбляются… Ты была хоть раз в театре?
– Нет, – ответила Ксения.
– И не будешь, ежели всю жизнь проторчишь здесь, – усмехнулся Геннадий. – А я был… – Он мечтательно закатил глаза. – Это незабываемо. Волшебно…
Ксения вдруг вспомнила графиню Головину, которую видела на постоялом дворе в Подольске, когда была еще Капой. Вспомнила, как она была одета, как мягко сползал по ступеням шлейф ее платья, как высоко и гордо держала голову… Графиня, в этом не было никакого сомнения, была из другой, волшебной жизни, которая есть и о которой сейчас и говорит Геннадий. Есть другая жизнь! Но ее, Капы, в этой жизни нет. Прав, тысячу раз прав Генка…
– И что же делать? – простодушно спросила Ксения.
Это вопрос был задан с каким-то необъяснимым оттенком отчаяния и безысходности, чего молодой человек совершенно не ожидал от девушки.
Генка поднял голову и понял, что говорил не в пустоту, и в лице Ксюхи нашел благодарную слушательницу и собеседницу. А возможно, и единомышленника…
– Пока не знаю, – не сразу ответил он. – Подумать надобно…
Мысли – это, по сути, наши чаяния, надежды, ожидания. Оформленные, так сказать, в некие образы, которые потом будут озвучены в словах. Конечно, существует научное объяснение того, что такое размышление, возможно, прямо противоположно тому, что было высказано. Что, дескать, это какие-то химические и биологические процессы, происходящие в подкорке головного мозга, вызванные импульсами. И опять-таки, а откуда взялись эти импульсы? Кто их посылает? Человек или Бог? Наверное, все же не человек, поскольку мысли приходят совершенно без его участия. Стало быть, импульсы посылает Бог? Но если это Он, тогда отчего мысли иногда бывают столь, мягко говоря, паскудными, неприличными и откровенно грязными? Да-с…
Генка думал два дня. На третий день ему пришла мысль о побеге.