Лебеллюк тянет вверх руку, привставая со стула.
Президентша. Говорите, мэтр.
Лебеллюк (устраивает пантомиму). Прошу суд вникнуть в ситуацию. Вот я кладу на спину блокнот и нагибаюсь. (Блокнот падает, Лебеллюк распрямляется). Видите, надо нагнуться таким образом, чтобы удержать блокнот в равновесии. Спина при этом должна быть прямая, зад подан чуть назад… вот так, иначе не выгнешь спину. (Застыл, согнувшись пополам.) Взгляните! Разве моя поза настраивает вас гражданки судьи, на игривый лад?
Оживление в зале.
Президентша (резко). Сядьте, мэтр. Ваша демонстрация неубедительна. И вообще, вы выказываете неуважение суду… Продолжим восстановление картины. Подсудимый, встаньте. Теперь пускай свидетельница примет позу, в которую вы поставили ее сегодня утром, чтобы вам было удобнее писать.
Горничная нагибается перед Леоном, который стоит не шелохнувшись. Горничная тоже застывает как изваяние. Все это выглядит вполне благопристойно.
Президентша. Обвиняемый, сделайте вид, что вы пишете.
Леон пишет. Горничная издает какие-то странные звуки.
Горничная (хихикает). Когда он так быстро пишет, страсть как щекотно!
Президентша (посовещавшись с заседательницами). Достаточно. Можете сесть на свое место. Инцидент исчерпан. Суд не может поставить в вину подсудимому то, что он положил блокнот на спину горничной.
Лебеллюк (вскакивает). Защита благодарит суд за понимание в этом вопросе!
Ада (вскакивает). Нет, ему это так не пройдет! Я прошу судей представить себе, какое направление должны были принять мысли моего мужа при виде почти голого тыла этой барышни!
Президентша (начиная раздражаться). Суд имеет дело только с голыми фактами! Итак, этот вопрос закрыт. Нам осталось допросить, если не ошибаюсь, еще одного свидетеля из домашней прислуги.
1-я заседательница (чуть было снова не потерявшая повестку). Вызывается Люсьен Ля Фиселль, слуга дома.
Фиселль (вскакивает, руки по швам). Полотер, командир!
Президентша. Что — полотер?
Фиселль. Я полотер! Натираю полы!
Пауза.
Президентша. Вас об этом никто не спрашивает. Выйдите к барьеру и поклянитесь говорить правду, только правду, ничего, кроме правды. Поднимите правую руку и скажите: клянусь,
Фиселль (поплевав на свою грязную руку, вытирает ее о штаны и, радуясь своей новой роли, поднимает руку вверх). Клянусь головой моей женушки!
Президентша. Вас никто не просит клясться ее головой. Сколько лет вы находитесь на службе у обвиняемого?
Фиселль. Одиннадцать, глубокоуважаемая госпожа президент!
Президентша (поморщившись). Просто «госпожа президент»! И как вы с ним ладили все это время?
Фиселль. Как сапог с портянкой!
Президентша. Суд просит вас выбирать выражения, Вы сказали, что полотер. Ваша работа такова, что вам, вероятно, не часто приходилось тесно общаться с обвиняемым?
Фиселль (почувствовав себя в своей стихии). Как бы не так! Это я только зовусь полотером, а вообще, чего я только не делаю! В этом доме так уж заведено: никакой специализации. Приношу ему утром, к примеру говоря, начищенные ботинки или отутюженные брюки, ну и, натурально, покалякаем немножко. Месье, он любит общаться с народом, а я люблю поговорить с умным человеком. Глядишь, тоже ума-разума наберешься. И потом, не забывайте, кто, как не я, кормил его все это время, что он стоял у позорного столба! А ведь он такой жук, с ним замучаешься! «Ложечку за папу, ложечку за маму»… Я уж перед ним чуть не лебедем скакал! Особенно когда дело до шпината доходило. Не любит он шпинат, хоть ты тресни! Но, вообще говоря, ничего худого о нем я вам не скажу.
Президентша. А в моменты близости с обвиняемым, о которых вы сейчас говорили, случалось ли ему делиться с вами какими-то интимными подробностями? Например, своими сексуальными увлечениями?