Мюленберг торопился; его враги тоже торопились; их интересы как будто совпадали. И в то же время Мюленберг действовал вопреки интересам врагов. Все - сплошной парадокс!
Чувство ответственности росло с каждым днем. Мюленберг и Ганс прекрасно понимали, что чем ближе дело подходило к концу, тем более возрастала опасность, что враги придут неожиданно и отберут у них готовую машину - тут же, в лаборатории. Это было бы возможно, если бы они догадались о плане Мюленберга. Но признаков этого не чувствовалось. Вейитрауб вел себя чрезвычайно корректно. За все время он позвонил только два раза, справляясь, не нуждается ли инженер в чем-нибудь, достаточно ли быстро и точно выполняются его требования. Он как бы проверял своих людей.
Мюленберг воспользовался этими двумя разговорами, чтобы подробнейшим образом информировать Вейнтрауба о ходе работы. Пусть он не беспокоится: еще дней восемь - десять и все будет готово. Они даже могут уже сейчас наметить порядок демонстрации и передачи машины. Мюленберг должен сначала сам убедиться в правильности решения задачи. Прекрасно, это будет там же, на полигоне. Если все окажется в порядке, он тотчас же сообщит об этом Вейнтраубу, и тот приедет туда со всеми, кто должен быть в курсе дела.
Было бы хорошо, если бы обязательства Мюленберга кончились там же, на месте, в тот же день. Он сделает все необходимые пояснения, передаст свои расчетные материалы, чертежи, записи. Там же вернется Гросс. Вейнтрауб понимает, конечно, что вся эта история для него - пытка.
Ласковым голосом Вейнтрауб пожурил инженера за "излишнюю впечатлительность", но согласился с его планом.
* * *
- Подите прогуляйтесь, Ганс, - тихо сказал инженер. Ганс быстро открыл дверь и исчез в коридоре.
Так они делали каждый раз перед ответственным разговором. Один из них выходил на кухню или в уборную.
С некоторых пор фрау Лиз стала особенно предупредительной к сотрудникам доктора Гросса. Ее природное любопытство, общительность заметно возросли, обострилась страсть к уборке в лаборатории и около нее... Ни у Мюленберга, ни у Ганса не возникало сомнений относительно причин этих странных перемен в поведении хозяйки. В их положении осторожность была необходима.
- Ее вообще нет, - сказал Ганс возвратившись. - Ушла за продуктами.
- Очень кстати. Вот что, Ганс... Нам нужно решить один важный вопрос, пока еще не поздно. В последние дни я много думал над тем, что вы как-то сказали об этой папке с нашими документами. Действительно, получится ерунда, если я ее "приложу к машине", как вы выразились, и - только. Вначале, после ареста доктора, я думал, - вы это знаете Ганс, - что единственная задача в том, чтобы уничтожить все - и документы, и саму машину. Но... за это время многое изменилось... во мне; я многое понял - и в значительной степени благодаря вам
- Ну что вы, господин Мюленберг... - смущенно пробормотал Ганс.
- Да, да, Ганс. Это так. Только теперь я по-настоящему узнал вас... и полюбил... А ведь мы работаем вместе уже около трех лет. Видите, как поздно! У меня все так. Я - человек, так сказать, замедленного действия... Все же я счастлив, что в этот, самый тяжелый и трудный момент моей жизни, рядом со мной - вы, которому я безусловно верю, несмотря на то, что мы с вами никогда даже не поговорили как следует по душам... Так вот. Сейчас я уже не хочу уничтожать идею Гросса. Это было бы тем же варварством, против которого мы восстали. Открытие появилось на свет и должно жить. Но пусть оно служит тем, кто борется за настоящий прогресс человечества, за торжество разума. Вырвать его из рук врагов - только половина дела. Нужно еще отдать его друзьям. Вы понимаете меня, Ганс?..
- Ну, конечно, господин Мюленберг! Я очень рад. Я так и думал, что вы придете к этому. Но что же вас огорчает?
- Я не знаю, как это сделать. У меня нет никаких возможностей...
- Зато у меня есть!
- Знаю, Ганс. Вот это меня и страшит... Боюсь, что вы не представляете, как трудна и опасна такая операция. Смертельно опасна, Ганс! Тут нужен большой опыт конспиративной работы, знание тех сетей, которыми вас будут ловить на каждом шагу, наконец, просто жизненный опыт. Откуда у вас все это! Вы можете попасться на первых же шагах, тем более, что за вами, вероятно, уже следят агенты Вейнтрауба А тогда - конец, и вам, и всем нашим операциям. Большой риск!
- Но вы забываете одно важное обстоятельство: я не один. Именно это я и имел в виду, когда говорил, что у меня есть возможности. Одному человеку в нашей нынешней обстановке такая задача, конечно, не под силу. Кое-что придется сделать и мне... но... знаете что, господин Мюленберг, лучше я не буду рассказывать вам ничего об этой операции, скажу только, что она уже обдумана во всех подробностях. А вы - забудьте о ней, у вас и так слишком много забот. Вам придется только подготовить текст - этого никто другой не сделает.
Мюленберг вдруг улыбнулся.
- Я вижу, мы предвосхищаем мысли друг друга... Скажите, Ганс, вы любите... карандаши?
Ганс почти испуганно посмотрел на инженера. Уж не свихнулся ли он, бедняга... В самом деле, так много свалилось на него...
- Какие карандаши?
- Вообще, карандаши; я нашел у себя пару прекрасных французских, правда уже несколько использованных... Вот, смотрите...
Он вынул из внутреннего кармана два довольно толстых, покрытых синим лаком, очинённых карандаша и протянул их Гансу.
- Возьмите ножик и очините вот этот, он сломан... "Контефрер" - фирма потомков самого изобретателя карандаша... Видите, какое дерево? Это сибирский кедр... Теперь попробуйте писать... Чувствуете, какая мягкость, графит богемский...
Ганс молча и послушно выполнял все указания инженера, то и дело поглядывая на него.
- Я решил подарить их вам, Ганс, они мне больше не понадобятся. Кладите в карман... Нет, нет, в пиджак, отсюда они выпадут...
Ганс спрятал карандаши в пиджак, висевший в другой комнате. За несколько секунд, что он провел там, наедине с собой, в его мыслях прошел вихрь. Если это сейчас подтвердится... позвонить в бюро неотложной помощи... или Вейнтраубу... нет, лучше в бюро. Вейнтраубу - потом, когда он останется один и приведет здесь все в надлежащий порядок... Вызвать Вольфа - одного из друзей, чтобы он унес кое-что...