- То-то вы, товарищ Таранович, нас привели раньше времени, - догадался один из собеседников. - Это что же, метод у вас такой?
- Метод, дорогой мой, и ценнейший метод! Застать врасплох.
- Однако уже почти семь. Пойдемте, может быть, он уже пришел через тот ход.
Взяв портфели с подоконника, посетители спустились в подвальный этаж, прошли по темному коридору и остановились у комнаты инженера. Таранович нажал кнопку звонка, и снова на двери загорелась табличка: "Буду дома в семь".
В коридоре было тепло, и они решили ждать здесь. Таранович открыл рот, чтобы продолжить свой рассказ, как вдруг за закрытой дверью послышался телефонный звонок и затем голос. Слов разобрать было нельзя.
- Он! - торжествующе прошептал Таранович прислушиваясь. - Его голос. Видите, что значит метод! Уже можно утверждать, что жулик...
В этот момент наверху хлопнула тяжелая входная дверь, поглышались быстрые, сбегающие по лестнице шаги, и в коридоре появилась невысокая фигура. Человек подошел к ожидавшим, близоруко всматриваясь в их лица. Это и был инженер Тунгусов.
- А, товарищ Таранович! Чем объяснить столь необычайную точность, такое трогательное внимание к изобретателю? - иронически спросил он, доставая из кармана ключ.
- Простите, точность прежде всего, - ответил тот, быстро обретая дар речи. - Мы условились в семь, и вот пожалуйста... - Таранович вынул часы.
Тунгусов открыл дверь, и все вошли,
- Ну, давайте знакомиться. - Инженер сказал это просто и даже как-будто радушно, но совсем другое почувствовали посетители в его словах: "А ну-ка, любезные, предъявите ваши полномочия. Имеете ли вы право отнимать у меня время?"
Таранович представил своих молчаливых спутников.
- Начальник отдела заинтересовался вашим предложением, товарищ Тунгусов, и просил меня привлечь к делу представителей из Наркомата связи и Союза изобретателей. Вот товарищи Казелин и Ованесян, инженеры-слаботочники. Ну, я из главка, как вы знаете.
- Так. Междуведомственная комиссия?..
Всем своим обликом Тунгусов резко отличался от стоявших перед ним людей. Он был проще. Из-под вздернутого вверх козырька старенькой кепки на них глядело широкое, немного скуластое лицо с небольшими зеленоватыми глазами. Потертое, видимо еще студенческое, пальто, которое едва ли можно было застегнуть на все пуговицы, широкие плечи и грудь... Ничто в его внешности не бросалось в глаза, ничего не было примечательного. На улице такие люди проходят, не привлекая внимания, как невидимки.
Зато речь его была особенной. Он говорил медленно, тихо и ровно, почти без интонации, без мимики и жестов. Каждое слово произносил полностью, ничего в нем не комкая и не съедая. Его собеседникам обычно казалось, что он склонен заикаться и именно потому, борясь с этим недостатком, так тщательно отбирает и выговаривает слова. И в то же время каждая фраза Тунгусова была значительной, полной смысла.
Ему было около тридцати лет. Год назад, окончив вуз, Тунгусов стал научным сотрудником Электротехнического института, много и упорно работал в высокочастотной лаборатории.
Посетители были старше, каждый из них уже завоевал себе "положение", и от них зависела судьба его изобретения.
Тунгусов снял свое пальтишко и повесил на гвоздь у двери; гости сложили шубы и кашне на стул: вешалки в комнате не оказалось, - инженер, видно, не очень заботился об удобствах.
- Ну, присаживайтесь. - Тунгусов показал на пружинный диван. - И простите: еще минутку придется вам обождать.
Он подошел к своему письменному столу, нажал какую-то кнопку, что-то передвинул. Из ящика у телефона послышалась скороговорка:
- "Квартира инженера Тунгусова. Кто говорит?"
- "Какая квартира! Мне нужен Швейкоопремонт..."
Цок!
- "Квартира инженера Тунгусова. Кто говорит?"
- "Николай, это ты?!"
Тунгусов склонился вдруг к аппарату, напряженно вслушиваясь.
- "С вами говорит автомат. Тунгусова нет дома: он будет в семь часов..."
- "Автомат? Странно, я узнаю твой голос..."
- "...Что ему передать?"
- "Странно, удивительно! Я приду сегодня после семи".
- "Хорошо. Это все?"
- "Неплохой у вас автомат, товарищ Тунгусов... Все!"
Цок!
Тунгусов медленно выпрямился. Кто это? Почему не назвал фамилию? Институтские товарищи да и все знакомые давно знают об автомате, а этот даже не поверил.
Уже начали было копошиться какие-то далекие воспоминания; интонации в голосе неизвестного привели в движение сложнейший потайной механизм мысли; неуловимые ассоциации, как зубцы часовых шестеренок, стали цепляться одна за другую. Но тут движение оборвалось.
Пока действовал автомат, трое на диване, как тетерева на дереве, вытянув шеи, молча следили за манипуляциями Тунгусова.
- Замечательно! Вот это действительно удобная штука, - не выдержал толстый Ованесян. - Это тоже ваше произведение?
Казелин задал несколько технических вопросов. Он, конечно, сразу понял принцип действия аппарата; интересны были детали конструкции.
Таранович, обескураженный провалом своей "тактики", усиленно восхищался "остроумной машинкой". Тунгусов молчал.
- Это автоматический секретарь, - сказал он, наконец. - Обыкновенная магнитная звуковая запись. Подобные игрушки у нас теперь могут делать двенадцатилетние пионеры на своих технических станциях. Так что удивление ваше мне непонятно. Интересно другое. У вас в отделе изобретений уже года три лежат чертежи и подробное описание простой и удобной конструкции этого "секретаря", и ни один абонент в Союзе даже не знает о его существовании... Да, по-видимому, и вы сами этого не знаете.
Таранович хотел было ответить, но Тунгусов предупредил его:
- Однако мы собрались сейчас не для этого. Приступим к делу. Итак, повторю кратко то, о чем я писал в своем заявлении в главк. Я предлагаю заменить современный проводной телефон радиотелефоном на ультракоротких волнах. Прежде всего: нужно ли это? Разберемся. Вот товарищ Казелин, очевидно, хорошо знает телефонное хозяйство и скажет нам сейчас, во что и во сколько оно обходится Советскому государству.
- Ну, это надо подсчитать, - промычал тот, закуривая.
- Точные цифры нам сейчас не нужны. Приблизительно: сколько металла, какие суммы? Это же ваше хозяйство!