Выбрать главу

И Николай вдруг ощутил странную, пугающую пустоту вокруг себя. Работа, которой он жил каждую минуту, прервалась и стало нечего делать. Этого с ним еще не случалось. Раньше, в годы его "жизненной системы", которой он присягал навсегда, этого и не могло быть. "Завоевание культуры" - его самообразование и самовоспитание - требовало от него громадных усилий и массы времени и часто случалось, что Николай не знал "за что хвататься". И вдруг - нечего делать! Уж не стал ли он "инженером"?! Этот термин был придуман им же самим в эпоху великих битв с Федором, когда они еще устанавливали свои взгляды на жизнь, на свое назначение в ней. Перед ним всплыли строки из тетради, где он тогда записывал некоторые свои мысли. Там фигурировали два слова - Инженер, - с большой буквы, любимый символ всесторонне развитого, высоко культурного человека-созидателя, и "инженер" в кавычках и с маленькой буквы - олицетворение деловой, но мелкой, узко-ограниченной натуры, "ничтожество", стояло там в скобках ..

Вспомнились эпизоды идеологических сражений. "Если ты хорошо строишь заводы, электростанции или конструируешь машины, - социализму наплевать, что ты не умеешь играть на скрипке, или не читал "Войны и мира", или не болтаешь по-английски", - запальчиво утверждал Федор

"Нет, брат, врешь... - не сразу находя достойный ответ на внешне убедительные доводы друга, и потому не очень уверенно парировал Николай. - И мыслишка у тебя в основе вредноватая... вижу ее хорошо, ты меня на скрипку не поймаешь..."

Николай тогда взъярился и, разойдясь, так расчихвостил друга за недооценку, - уже не только культуры, а и самого социализма, - что тот испугался своей ошибки и пошел на попятный.

А теперь, вот уже года два, как Николай только своей электротехникой и занимается, да, честно говоря, и не интересуется ничем, хотя ему так далеко еще до Инженера!

Впрочем, горькая волна сомнений схлынула также быстро, как и налетела. Успокоительных контраргументов тут же появилось больше, чем достаточно: электротехника - его специальность и ей по праву принадлежит максимум времени и внимания; все новое должно воплощаться немедленно; наконец, это временно, не всегда же будут такие срочные дела...

Главного, в чем и таилась страшинка, Николай так и не уловил: все, что не относилось к его специальности, уже не влекло его к себе, как прежде...

Вот тогда-то на первый план и выплыло еще не остывшее увлечение ультракоротковолновым телефоном, и Николай с обычной энергией начал "продвигать" его.

И надо же, чтобы в это время появился Федор - первый человек, которому Николай рассказал о своем "генераторе чудес". Мало того, на другой день после их встречи из мастерских оптического института сообщили о том, что первые из заказанных деталей готовы. Так Тунгусов вновь вернулся к своему любимому "детищу".

Федор навещал теперь друга через каждые два-три дня. И не одно только чувство дружбы неудержимо тянуло его к Николаю: он нашел в нем неиссякаемый источник новых знаний, увлекательных, почти фантастических для него идей.

Всякий другой помешал бы Николаю одним своим присутствием. Не говоря уже о том, что Федор просто практически помогал другу во время работы, он оказался тем благодарным собеседником, с которым Николай мог делиться мыслями. Когда Федор приходил, Тунгусов преображался, обычно сдержанный и молчаливый, даже скрытный, он легко подхватывал всякий вопрос Федора, объяснял, показывал опыты, которые очень походили на фокусы опытного эстрадного "манипулятора", и радовался искреннему удивлению друга

Увлекаясь, он иногда выходил за пределы понятного Федору, но и тогда продолжал развивать свои мысли, чувствуя, что его "объяснения" переходят в творческий процесс, ценный для него самого. После таких бесед, несмотря на пассивную, казалось бы, роль Федора в них, в голове Николая всегда возникало что-то новое, что-то там оседало, выкристаллизовывалось... Это было нечто вроде химической реакции, которую вызывает одно только присутствие катализатора, хотя сам он в этой реакции, по-видимому, и не участвует...

Словом, вновь забилось рядом с Николаем близкое сердце, и все дела, вся жизнь его обрели новый смысл, новую ответственность.

Радиограмма из Германии вначале не произвела на Николая сколько-нибудь значительного впечатления; ее затмило появление Федора. Подумав тогда немного над шифром, друзья решили, что разгадать его, не имея никаких данных, хотя бы намеков на смысл, просто невозможно, а потому и не стоит ломать голову.

Однако мысль о шифре не оставляла Николая и с каждым днем становилась настойчивее и тревожнее. Конечно, это был трудный и рискованный шаг со стороны немца. Зачем сделан этот шаг? Шифр - значит тайна. Как раскрыть ее только одному человеку - Николаю, в радиоразговоре, который могут слышать все - и друзья и враги?! Николай ставил себя на место немца и видел, что задача может быть решена только в том случае, если он сам проявит достаточно изобретательности и воли к ее решению. И вот уже не минуты, а целые часы уходили на "ломанье головы" над этими семью буквами. Федор приходил обычно в дни и часы "эфирной вахты" - по вечерам. Они пили чай и выдумывали сотни разных способов извлечь из букв какой-нибудь смысл.

Через несколько дней немец снова появился в эфире, внезапно, как метеор, и, очевидно, только для того, чтобы связаться с Николаем.

- Как схема? - коротко спросил он.

- Bd. Sory. Nil, - ответил Николай, - Плохо. Очень сожалею, но ничего не понял.

- Продолжайте эксперименты, прошу вас, - передал немец и исчез из эфира.

В следующий раз, вместо ответа на вопрос о схеме, Николай спросил:

- Можно ли выполнить ее без вспомогательных данных?

- Можно. Привлеките друзей, вы все ее хорошо знаете, - был ответ. А еще через день, очевидно, под давлением каких-то событий, даже не спросив ничего, немец попросил принять "работу по схеме" и передал зашифрованный цифровой текст, занявший почти целую страницу в "вахтенном журнале" Николая.

- Вот, Федя. Это уже сообщение, - задумчиво говорил Николай. Очевидно, то самое, из-за которого понадобилась вся эта эфирная конспирация с шифром... Что же делать, кого еще привлечь?.. Ясно, что мы ее хорошо знаем...