Куда везли, и долго ли, не знаю.
Попеременно приходя в себя и снова проваливаясь в пустоту, мне казалось, что мимо меня мелькают какие-то призрачные тени, слышится ржание лошадей, сменившее гул работающего двигателя, в нос попеременно ударяли различные запахи сена, свежести реки, а позже и пищевых отходов вперемежку с дымами кострищ. Куда несли? Куда волокли? Где все вещи, мобильный телефон, бумажник с документами? Отвечать самому себе на эти вопросы не находилось сил.
Когда очнулся, обнаружил, что лежу вповалку в каком-то каменном каземате, рядом шуршат крысы, а где-то сбоку по стене сочится вода. Едва пробивающийся свет сквозь узкую решётку, расположенную почти под потолком, давал возможность хоть как-то оглядеться. Вот откуда пахло сеном и свежестью реки! Я валялся на тонкой подстилке из соломы, а запах близкой реки доносился сквозь прутья решётки, добавляя к нему едва различимые звуки лягушек. Я в темнице! Эта мысль посетила меня, как только я оглядел внутренность каземата. Глубокая шахта какого-то каменного колодца, видимо, уходила глубоко под землю, поскольку меня окружала сплошная сырость, холод и всё тот же мрак, обрушившийся внезапно в переходе вокзального терминала. Свет от луны выхватывал из темноты каменные стены грубой кладки, покрытые плесенью и паутиной. Кое-как поднявшись и зажмурившись от боли в затылке, я ощупал рукой внушительную ссадину, сделал несколько шагов в ту и другую сторону и, убедившись, что каменный мешок, в который меня бросили, не превышал десяти квадратных метров, внимательно прислушался. За решёткой раздавались звуки далёкого ржания лошадей, скрипа каких-то, очевидно, телег, и… голоса.
Они-то и привлекли моё внимание. Чувствуя, что в душе нарастает паническая тревога, способная захватить всё моё сознание, я начинал осознавать что-то тёмное и уродливое, завладевшее моим мозгом. Кто-то или что-то пыталось с ним бороться внутри обессиленного организма, однако конечного результата я по-прежнему не ощущал.
Сразу резануло слух неким несоответствием между нашей повседневной и привычной речью. Пресвятая дева Мария, куда я попал?!
Бросившись, морщась от боли, к решётке, я изумлённо прислушался. Решётка была от меня высоко, метрах в восьми под самым потолком, но то, что я услышал, заставило остолбенеть на месте.
- Скоро появится Главный Инквизитор, он-то и займётся нашим пленником, - говорил кто-то по ту сторону каменной кладки, очевидно, из охранников. Собеседник кашлянул, и, как показалось мне, саркастически усмехнулся.
– Он ещё не пришёл в себя. А когда придёт, совершенно не будет понимать, как тут оказался.
Голоса удалились, и я с очевидной ясностью понял, что речь шла обо мне. Следовательно, я пленник!
Однако поразило меня другое.
Эти неведомые мне охранники (или кто они), разговаривали между собой на старом, древнеславянском наречии времён средневековья. Это я слышал, прижавшись к скользкой стене. Мозг тотчас переводил мне это наречие в моё подсознание, словно лингвистический синтезатор, описываемый в книгах многими фантастами ещё со времён Айзека Азимова, который и ввёл этот термин в одной из своих книг. Иными словами, я слышал древнюю речь, и тут же понимал её, в современной её интерпретации. Что ещё можно сказать после этого?
Отступив от стены с решёткой, я оглядел свою одежду. Карманы, как я и предполагал, были все пусты и вывернуты наружу, словно распотрошённые кишки. Ни бумажника, ни денег, ни документов с мобильным телефоном. Даже часы на руке отсутствовали. Если бы это было банальным ограблением, зачем тогда везти меня в багажнике к чёрту на кулички, чтобы кинуть затем в каменный колодец, да ещё и дожидаться какого-то Главного Инквизитора? Тут явно было что-то не так. Я ещё не сопоставлял моё похищение со встречей в купе, но проблеск далёкой догадки уже сквозил где-то на задворках головного мозга. Иначе, кому я нужен, собственно говоря? Словосочетание «Главный Инквизитор» мне ни о чём не говорило, разве что, встречалось в книгах о средневековых пытках и сжиганиях на кострах. Но я-то был сейчас в двадцать первом веке, и о каком Инквизиторе могла идти речь?
Рассуждая, таким образом, я обошёл свою каменную темницу по периметру, снова остановился под решёткой, из которой сочился лунный свет и непроизвольно взялся за ржавую скобу, торчащую из каменной кладки. Взялся и тут же отдёрнул. В свете луны скоба оказалась вся в пятнах засохшей крови, и таких скоб я позже насчитал ещё несколько штук. Словно отголоски жутких пыток, они торчали из разных мест, на которых висели плети с шипами, железные клещи, внушительные пики и прочие орудия. Едва не сползая на пол от мерзкой тошноты, я с ужасом отскочил, изрядно напугав копошившихся в соломе крыс. Этого ещё не хватало! Господи, да где же я, наконец?!