Яна следила за моей реакцией, совершенно не понимая, отчего я так опешил. При виде столь явной похожести на нас, что она, что я пришли в крайнее изумление. Типичный случай остолбенения. И если моя дочь не имела о наших перемещениях абсолютно никакого понятия, то я-то знал всю подноготную этих иллюстраций. Мы путешествовали на страницах книги, следовательно, мы были её частью. Но каким образом художнику удалось нарисовать нас с такой поразительной точностью? И самое главное – в фабуле романа мы не должны присутствовать! Это априори! Это противоречит всем физическим законам природы, постулатам физики и присутствию здравой логики.
Такого не может быть никогда!
Нигде!
Ни в одном измерении!
…Наступила тишина.
********
- Я тебе больше скажу, пап, - протянула она мне вторую книгу этого же автора. – Всё бы ничего, но смотри дальше.
Прошло несколько томительных мгновений, прежде чем я тупо уставился на обложку. Такой же матовый переплёт с уже знакомым названием: «Восемь лётчиков или Хозяин Байкала», такая же политура и формат издания, та же редакция, что и в первой книге.
- Мужчина с девушкой, похожие на нас, - донёсся, словно издалека, голос Яны. – В той же одежде, с такой же причёской.
От удивления её очаровательные глаза были величиной с чайные блюдца.
- И ЭТУ картинку я не видела, - сделала она ударение, всё ещё не понимая происходящего.
Она стала листать страницы с иллюстрациями, и на какой бы мы не останавливали свой взгляд, везде изображались мужчина с девушкой.
В такой же одежде.
С той же причёской.
Коридоры времени перенесли нас с дочерью в сюжет книги, запечатлели в своей памяти, дали толчок художнику изобразить наши образы, а сама суть романа осталась прежней, не претерпев никаких изменений. В этом, очевидно, и заключался пресловутый парадокс бесконечной восьмёрки Мёбиуса, о которой упоминал Андрей, сидя у костра с Анжеликой.
На одной иллюстрации мы стояли с Яной над мёртвым лётчиком времён второй мировой войны, неизвестно каким образом, оказавшимся в таёжных массивах Байкала, а на второй мы уже провожаем взглядами удаляющуюся по озеру лодку, в которой рыбаки спасли последнего выжившего из экспедиции. Того самого паренька, за которым мы следили, спрятавшись у дерева. На одной из картинок он был изображен художником в тех же изорванных лохмотьях, когда вышел к озеру из сплошной стены леса. На другой мы с Яной преследуем какой-то бестелесный фантом, о котором, видимо, идёт речь в данной книге, но неведомый мне, поскольку я так и не успел с ней ознакомиться.
Здесь тоже становилось очевидным, что художник изобразил нас такими, какими мы присутствовали мельком в этих сюжетах. Оставался вопрос: это единичные экземпляры, где мы с дочерью нарисованы, или в остальных книгах выпущенного тиража дело обстоит таким же образом? Иными словами, наши рисунки присутствуют только в этих двух книгах, которые мы листали, и на страницы которых нас увлекло моим генетическим даром? Или наше проникновение внутрь сюжета затронуло ВСЕ издания книг этого автора?
Когда Яна попыталась что-то понять, сопоставить и проанализировать нелепость ситуации, я только устало махнул рукой, притворившись, что уже засыпаю после дороги. Что я мог объяснить своему ребёнку, если сам ни черта не знал, каким образом мы оказались на картинках книги?
- Они ведь похожи на нас как две капли воды, папа!
- Да? – мне приходилось казаться безразличным, хотя отвисшая челюсть по-прежнему ждала пролетающей мухи. – Не бери в голову, ангел мой. Это нам так кажется.
- А твоя футболка? Мои хвостики, перевязанные ленточками? Даже цвет совпадает!
- Ну, мало ли бывает хвостиков у таких очаровательных девушек… - попытался отшутиться я. – А что касается футболки…
И замолк. Сказать мне было нечего. Эту футболку мне подарила Лена, когда мы были в отпуске, проезжая страны Прибалтики. В Риге мы ходили по местным бутикам, и она присмотрела довольно уникальный вариант национального фольклора. На футболке был изображён собор, где некогда снимали эпизоды фильма «Семнадцать мгновений весны», когда пастор Шлаг играл на органе. Этот собор и был изображен на футболке. Таких редкостных экземпляров в городе больше не было. Это был едва ли не эксклюзивный вариант, и при желании можно было взять лупу, навести её на картинку и отчётливо увидеть верхушки шпилей собора. Даже невооружённым глазом просматривались его очертания, хоть художник и нарисовал их едва видными мазками красок. Но это, несомненно, был он. Яна переводила взгляд с картинки на меня, сравнивая футболку, в которой я сейчас сидел, смотрела мне в глаза, и ничего не понимала. А внушить блокировку памяти я ей уже не мог. Мой генетический дар иссяк безвозвратно, сколько я не пытался подвергнуть её гипнозу. После гаражей я мысленно вызывал несколько раз своего зеркального двойника, но всё было напрасно. Прочесть мысли дочери я тоже не мог. Стволовые клетки моего мозга, очевидно, навсегда потеряли способность читать мысли других собеседников, а уж становиться невидимым, и подавно. Напрасно я пытался внушить Яне очистку памяти – всё, как и прежде, было бесполезно. Неведомый мир иных измерений перестал для меня существовать. С точки зрения остального населения Земли, я вновь стал обычным человеком. Теперь мне суждено было вернуться в свой первоначальный образ, каким я и был до того момента, когда в поезде ко мне подсел незнакомый попутчик.