– Я не буду называть вашу фамилию, Семен Моисеевич.
– Мне без разницы, я не в розыске, – хладнокровно ответил гражданин.
– Похвально, похвально! Неужели вы разрешите мне объявить вашу национальность? – спросил Еврухерий.
– А почему я должен не разрешить? – вопросом на вопрос отреагировал удивленно странный мужчина. – Все равно не угадаете: я представитель нетрадиционной национальности.
Макрицын резко исподлобья метнул взгляд на самоуверенного гражданина и тоном, не терпящим возражений, объявил:
– Вы – еврей.
Человек рассмеялся и стал прохаживаться туда-сюда по сцене.
– Нет, – уверенно заговорил он после секундной паузы, – я – космополит. Но если вы, достопочтенный, действительно желаете знать мою национальность, то, смею вас уверить, никакого секрета это не составляет и разглашением государственной тайны не является. Я – полуфранцуз-полуеврей. Сын Жозефины Пантен и Моисея Марковича Гринберга. У меня двойное гражданство, да будет вам известно. Пожалуйста, вот мой русский паспорт. Извольте взглянуть…
Мужчина протянул паспорт в коричневой, далеко не новой коже. Еврухерий открыл вторую страницу и убедился в справедливости утверждений его гостя: фамилия, имя, отчество, национальность – все совпадало: «полуфранцуз-полуеврей», так и было написано в документе.
«Не может быть!» – подумал Макрицын, но было именно так. Две фотографии, вклеенные в срок, подтверждались соответствующим штампом. Обладатель паспорта, стоявший перед Еврухерием, сильно отличался внешностью от того, который был на фотографии в двадцать пять лет, но это был он.
Вернув документ, Еврухерий обратился к гостю:
– А почему вы, «полуфранцуз-полуеврей», имеете русский паспорт?
– Потому, – негромко стал объяснять мужчина, – что никто меня гражданства не лишал. К вашему сведению, я не только русский имею, но, как вы, вероятно, догадываетесь, и французский. Кстати, и с Земли обетованной тоже. Там сейчас мои родители проживают, да будет вам известно.
– Но вы только что сказали, что у вас два гражданства, а получается три.
– Да какая разница, два или три… Важно другое: одно или несколько. Вам все паспорта показать или на слово поверите?
– Вы верующий? – поменял тему Макрицын.
– Да! – не раздумывая ответил обладатель тройного гражданства. – Разве можно в наше время не верить?
Макрицын сочувственно посмотрел на оппонента:
– Можно. Я, например, атеист. Я на вещи трезво смотрю. А вы в какого бога верите? Или во всех сразу?
– Замечательно, замечательно! Не нахожу слов, чтобы выразить восторг! – чуть ли не подпрыгивая от эмоций, произнес Семен Моисеевич.
– Какой восторг? – удивился Еврухерий. – Обойдусь без восторгов.
– Ну как же, как же! Помилуйте, уважаемый! Вряд ли я смогу побороть законное желание прямо здесь и сейчас выписать вам справку, подтверждающую безоговорочно и в последней инстанции ваше пожизненно трезвое состояние.
– Зачем мне это? – удивился Еврухерий.
– Да мало ли где пригодиться может, – задумчиво ответил Семен Моисеевич. – Вдруг вас, скажем, в вытрезвитель заберут.
– Меня забирать не за что – я пьяным по улицам не хожу, – имея все основания так утверждать, заявил ясновидящий. – А вы вот от ответа увиливаете. Я спросил: в какого бога вы верите? Или во всех сразу?
– Бог один. Запомните это, уважаемый. Один для всех, и лишь пути к нему разные. А что, собственно говоря, вы знаете о Боге, о религии? – поинтересовался полуфранцуз-полуеврей.
– А что можно знать о том, чего нет? – недоуменно поднял брови Макрицын. – Ничего не знаю и знать не хочу, бред все и ерунда! Понапридумывали глупости всякие от бессилия, а теперь их используют те, кому это выгодно.
– И кому же это выгодно? – напирал сын Жозефины Пантен.
– Да что же, вы сами не видите?! – с неподдельным возмущением ответил Еврухерий. – Довели народ до нищеты и, чтобы от борьбы отвлечь, в религию уводят.
– Кто же довел его до нищеты? – не снижал напора мужчина.
– Да те, которые власть захватили, – убежденно ответил Макрицын.
– Вы потрясающе интересный человек! – воскликнул космополит.
– Чем я вам так интересен? – уже недружелюбно спросил Еврухерий. И добавил:– Я про вас закончу сейчас, потом уж вы мне ответите.
На лице Семена Моисеевича появилось задумчивое выражение, и он сказал:
– Не вижу в этом никакого резона – все равно скажете то, что не имеет ко мне никакого отношения. К тому же вы уже наговорили столько неправды, что последующее вранье теряет всякий смысл. Рост и вес вы угадали, но ничего более. Виноват – еще с именем не ошиблись. Зиночка, встань, пожалуйста.