Поселягин Владимир.
(Русич 3).
Генезис.
Я сидел в люке транспортника, свесив наружу ноги, и пока наш сельский фельдшер, зафиксировав рёбра, накладывал тугую повязку на грудь, наблюдал как с полсотни красноармейцев собирают оружие и трупы диверсантов. С дороги к нам свернуло два грузовика с бойцами НКВД. Их принадлежность можно было определить по фуражкам. Юрка бегал и осматривал самолёт, тот уже сообщил, двигатель в порядке. Только вмятины на гондоле от рикошетов. Было несколько пробитий в крыле, но ничего критичного. Гораздо серьёзнее пострадала кабина самолёта, по ней кто-то очередь дал, вот штурман и осматривал, чинить самолёт на месте, или перегнать удастся. Моих пока нет, только отец шагал от села. А так кроме нашего нового участкового и фельдшера из сельчан тут никого не было, паслись на окраине села. Похоже все кто мог ходить, там собрались. Командир из красноармейцев оцепление выставил, но отца пропустили. Те нескольких пленных охраняли, а так уже всё в порядке, всё закончилось. Санинструктор перевязывал раненых из бойцов, ну и дожидались представителей спецслужб. Я уже пообщался с пожилым капитаном, что командовал этой непонятной ротой. Тот не пояснил что они тут делают, но как я понял, они работали над чем-то секретным, когда диверсанты на них натолкнулись, вот и организовали преследование, и загнали к нам. Ну не знаю, по виду и эмблемам бойцы из сапёрного батальона, капитан и представился командиром этого батальона, но вооружены все. Сапёров вообще редко вооружают, а тут чуть ли не одни «СВТ». Вон, Будённый уже стал начальником над партизанским движением, а не его ли это люди? Вполне могли закладки организовывать, убежища, или ещё что, а тут эти диверсанты. Если так, то всё складывается.
Сам я действительно умер. Пуля отрикошетив от гондолы мотора, попал мне в бок, почти в спину. Однако тут произошёл счастливый случай. Даже несколько. Я был в лётной куртке, той самой, штатовской, и на боку на пути пули оказалась широкая пряжка. Та была нужна подгонять куртку по размеру. Силы у пули хватило смять её и сломать мне несколько рёбер, сколько точно, покажет рентген. От болевого шока я вырубился и произошла остановка сердца. Хорошо, что штурман у меня был обучен оказанию первой медицинской помощи, сам ведь учил его со скуки. Осмотрев меня, не обнаружив крови, только огромную гематому на боку, тот и провёл все необходимые реанимационные процедуры. Рёбра не пожалел, нельзя делать непрямой массаж сердца со сломанными рёбрами, а тот сделал, но главное спас, я вон очнулся. Живой. Дальше понятно, диверсантов отбили от самолёта, окружили и пленили, а подбежавший фельдшер начал помогать мне, я был ближе. Сейчас закончив, оставив меня в одних форменных брюках с обнажённом торсом, тот побежал помогать армейскому коллеге. У сапёров не только раненые, но и убитые были, последним помощь уже не нужна, а вот раненым вполне.
- Ну как там? - спросил я Юрку, придерживая бок.
Говорить громко мне было больно, отдавало, так что больше шептал. Тот подошёл и сев на лавку рядом, сказал:
- Несколько приборов разбито, а так смотреть надо. Механик нужен. Я бы в воздух подниматься не рискнул.
- А придётся. Я как раз своих поездом не рискну отправлять. Сейчас передохну, и сам посмотрю.
Подошедший отец, выяснив что я живой, хотя и поранен, успокоившись, стал проводить инвентаризацию вещей. Не побито ли что, а я, передохнув, стал осматривать кабину. Да, приборы побиты, пулевое отверстие в лобовом стекле, но вроде стекло ещё держится. Также я запустил оба двигателя и погонял их на холостых оборотах. Вроде норма, не нагреваются, все системы проверили, работают. Так что велел возвращать семью, я тут задерживаться не хотел, а сам пообщался с представителями НКВД. Я лишь подписал опросный лист, и нас отпустили. Насчёт откуда у меня револьвер взялся, вопросов не задавали, раз есть, значит имею разрешение. Хорошо не поинтересовались на его счёт, разрешения у меня не было.
- Я, пилотом? - удивился Юрка, когда я это озвучил.
- А думаешь я смогу? Я и сидеть-то только боком могу, сгорбившись. Давай садись за штурвал.
- Хорошо.
Я уже успокоил сестёр и мать, накинув сверху тужурку, чтобы не видели бинтов, хотя о ранении те знали. Дальше пассажиры устроились, Юрка запустил движки, сам всё закрыл и проверил, и после долгого разгона, я чуть не помер от тряски, всё же поднявшись в воздух, набирая высоту, направился в сторону Москвы. Запаса топлива как раз должно хватить. Сидя в кресле штурмана, я морщился, поглаживая бок, и размышлял. Да, рисковал я здорово, на повреждённом пулями самолёте с неопытным пилотом, Юрка даже удостоверения пилота не имел, лечу в Москву, и шансы долететь пятьдесят на пятьдесят. Однако риск того стоил, если долетим, вздохну с облегчением, а отправлять поездом, всё же неоправданный риск. Взял я на себя ответственность. И пока всё в норме. Мои уже осваивались в салоне, общались там, я изредка поглядывал, в салоне освещение включено было, так что те хоть и были взволнованы и слегка испуганы, впервые в воздух поднялись, всё же держались молодцом. Потом я переключился на размышления о том, как погиб два с половиной часа назад. Тут действительно было о чём подумать.