— Дорогая, если мы замешкаемся, то все пропустим, вы со мной или как? — спросил я.
Мадлен пробормотала что–то, мягко говоря не очень доброе, в мой адрес, но последовала за мной…
— А вот дальше я бы хотела продолжить сама! — улыбнулась Мадлен.
— Я вас слушаю, дорогая, — ласково ответил Макс.
Рассказывает Мадлен:
…Людской поток увлек нас к дворцу, — начала Мадлен, — перед парадным входом была оборудована эстрада, на которой я увидела что–то неопределенного пола, которое еще впридачу и пело.
— Что за порнография! — проворчала я.
— А что такое «порнография? — спросила Габи.
— Это тебе потом Жорж объяснит, — кратко ответила Мадлен.
Жорж что–то пробормотал.
— А что оно пело? — задала Габи еще один вопрос.
— Не помню!
— Соловушка в тени ветвей,
Снеси веселому ты другу
Привет мой нежный поскорей,
Скажи, чтоб не забыл подругу, — подсказал Макс.
— О, Макс, — захихикал Жорж, — а откуда ты песни «голубых» знаешь?
— Ну, зачем же так! — раздался голосок Светик. — Это мое любимое стихотворение! Мы это еще в школе учили. И при чем тут «голубые»? Это же «Народная баллада XVI века!
— Можно подумать «голубых» тогда не было, — пробурчал Жорж себе под нос.
— Что? — не расслышала Светик.
— Так, ничего, извини, Светик. Мы это не проходили, а если и проходили, то я это вряд ли учил.
— Гм, — пробормотал Макс, — в исполнении вашего обожаемого сотрудника баллада обрела совершенно другой смысл.
— Еще бы, — согласился Жорж, — Я бы ни за что не догадался, что это старинная баллада, а если бы и догадался, то подумал бы, что в старину такие нравы были…
— Жорж, — шепнула Габи на ухо мужу, — и кто такие «голубые», ты мне тоже объяснишь?
Жорж тяжко вздохнул.
— К нам подошел, — продолжала рассказ Мадлен, — какой–то тип, который вел под уздцы белую лошадь. На ней была шляпа, украшенная лютиками и маргаритками.
— Где водитель моей кобылы? Где водитель моей кобылы? — ныл он.
— Что? — спросил пораженный Макс.
— Этот жеребец спрашивает, где водитель его кобылы! — пояснила я.
— Откуда я знаю! — вышел вдруг из себя наш хладнокровный адвокат.
— Ладно, — смягчилась я, — идемте, надо как–то устраиваться на ночлег.
— Так, — опять перебил Жорж, — этого жеребца я знаю! Попадись он мне…
— Ты когда–нибудь успокоишься? — вскипела Мадлен. — Все, я больше рассказывать не буду! Макс, рассказывайте!
— Ладно.
Макс рассказывает:
… Мне еле удалось отыскать гостиницу, в которой был хоть один свободный номер.
Мадлен окинула комнату недовольным взглядом, потом укоризненно посмотрела на меня. Через минуту она уже устраивалась на узенькой кровати. Для меня места, конечно, не нашлось.
Я предпринял попытку улечься на полу. Через полчаса я почувствовал, что если пролежу еще 5 секунд, то отлежу себе все на свете. Я встал и снова подошел к окну: там неугомонный мсье Лафайет искал водителя своей кобылы, где–то возле Макумба и Круз продолжали веселить народ. Под окном слышалось чье–то пыхтение и обрывки фраз: «милые мои бомбочки… такая бячка будет!» Я пододвинул к окну стул, положил голову на подоконник и после долгих мучений наконец под утро заснул.
Проснулся я от того, что почувствовал, как кто–то вырывает из–под меня стул.
— Просыпайтесь, — будила меня красотка. — Как вам не стыдно отдыхать на свежем воздухе, когда дама уже давно в делах!
Я открыл глаза, голова болела ужасно.
— Сколько времени? — пробормотал я.
— 7 часов.
Сон был забыт. Я вскочил на ноги…
— Извини, я тебя перебью, — сказала Светик, — я смешное вспомнила. Можно рассказать?
— Конечно!
— Спасибо! Ох, как сейчас помню! Накануне открытия штатов я вела передачу… я тогда оговорилась и сказала не «Генеральные», а «Гениальные» штаты.
— И всем это понравилось, — рассмеялся Макс. — А что ты еще хотела рассказать?
Рассказывает Светик:
Я вошла в комнату друзей. На Максе был черный костюм вместо обычного голубого пиджака.
— Привет Макс, — рассмеялась я, — кого хороним?
— Это униформа, — ответил Макс, — Светик, а ты что тут делаешь?