В какой-то момент на это звание стал претендовать и Сасори. Полгода… год назад? Именно тогда Казекаге решил отдать чудовище Деревни под опеку одного из сильнейших своих шиноби. По уровню — пожалуй, как Яшамару. Ну, или повыше. Неважно. В тот момент Гаара был уверен, что легко убьёт Сасори, но желание это сделать, пропитанное скорее любопытством, чем лунной жаждой, пошатнулось.
Сейчас Гаара, наверное, мог даже порадоваться, что Казекаге назначил его наставником именно Сасори, а не кого-то другого. Например, вроде Баки, также бывшего кандидатом на эту роль. Скорее всего, выбор определился из-за старухи Чиё, той самой женщины, что запечатала в Гааре Шукаку. Сасори приходился ей родным внуком, и Гаара сразу сообразил, что к нему приставили не наставника, а тюремщика. Довольно странного тюремщика.
В его глазах ни разу не мелькнуло ни страха, ни ненависти, ни желания убить Гаару. Уже одно это выделяло Сасори среди остальных, а ведь он не был самым сильным. И тем не менее — постоянно находился поблизости. Выполнял задание отца… Но со временем Гаара почувствовал, что что-то не так. Особенно когда Казекаге подослал к нему очередного смертника.
Прежде, чем Гаара ощутил опасность, песок вырвался из тыквы и плотной стеной закрыл его, отбив четыре куная. Гаара равнодушно посмотрел на них, заметив, как с их острых граней стекают тёмные капли отравы. Снова… Его снова пытаются убить. Жалкая ошибка прошлого, от которой следует поскорее избавиться — вот чем был Гаара для Деревни, её Совета, всех её жителей. Повторив про себя эти слова, Гаара поднялся на ноги, и песок с шелестом закрыл его фигуру, защищая от вражеской атаки.
Развернувшись, Гаара вскинул руку, чтобы сковать врага Песчаной гробницей, но вдруг понял, что не может двигаться. Засияв по углам крыши, ввысь взметнулись синие грани барьера, и Шукаку внутри завопил про опасность. Опасность! Опасность! Опасность!
Убить!
Кунаи со свистом рассекли воздух, и Гаара не смог увернуться, удивлённо глядя, как их полёт сбили сюрикены. Миг спустя на крышу спрыгнул Сасори, и нити чакры, не толще лески, подцепили упавшие метательные звёзды.
— Что здесь происходит? — спросил он с проблеском интереса и посмотрел на подосланного убийцу.
Тот отскочил, молниеносно сложил печати, и на Гаару помчались воздушные лезвия. Бесполезно. Перед ним встала песчаная стена, но он успел увидеть кукол, создавших щиты чакры. Зачем? Гаара заставил песчаный слой разделиться, дать ему посмотреть, что происходит впереди, и задумчиво проследил за полётом десятка кунаев, нитями чакры направленных по дуге — прямо в убийцу. Тот прервал технику и вспрыгнул на соседнюю башню, крикнув:
— Это моё задание!
— У меня тоже есть задание, — повернулся к нему Сасори, подтянув три марионетки поближе.
— От Казекаге-сама?
Ка-зе-ка-ге.
Помрачнев, Гаара на миг стиснул зубы. Он ненавидел Казекаге больше всех. Уже в четвёртый раз тот попытался убить Гаару, стереть само его существование, а может быть, даже память о нём. Нет! Нельзя было это допустить! Гаара не позволит. Он оставит здесь следы его существования, никто никогда не забудет убийцу своего сына, брата, отца, матери, жены, сестры и прочих так называемых «любимых» — Гаара не исчезнет, не исчезнет, не исчезнет. Он не позволит этому случиться!..
Песок напитался его чакрой, взбунтовался, волною взмыл вверх, когда куклы набросились на убийцу, и тот отступил без сопротивления. Гаара резко дёрнулся к Сасори, удивлённо понял, что может двигаться, но остановиться не пожелал — и песок полетел на этого его нового наставника. Атака заглохла, врезавшись в щиты марионеток, и Гаара медленно опустил руку, вновь принял невозмутимый вид…
…когда череп сдавила дикая боль. Со стоном Гаара зажмурился, схватился рукой за голову, невольно скрючив пальцы, и тело сотрясла дрожь. Горячий, лихорадочный жар, казалось, плавил кости, и с огромным трудом Гаара, перебарывая себя и пытаясь устоять на ногах, открыл глаза, посмотрел на Сасори: тот стоял напротив, не сводя с него взгляда. Спокойного, сосредоточенного, внимательного взгляда.
Приступ немного ослаб: боль продолжала терзать, вворачиваться в виски невидимыми свёрлами, выжигать всё внутри Гаары, но — уже можно было терпеть.
— Зачем? — пробормотал Гаара. — Ты… Зачем?!
Сасори!
Тот не изменился в лице. Его марионетки опустили оружие, а затем и вовсе с хлопками исчезли, оставив после себя лишь дымок. Вспыхнула новая боль. Ч-ч-чёрт… Яшамару…
— Почему? — процедил Гаара сквозь зубы, стиснутые от боли. — Почему ты?..
Ответ последовал холодный:
— Я не люблю глупости. А именно ими занимается Казекаге.
Глупости? Сасори об этих покушениях?
— Успокойся, — настойчиво проговорил он и сделал к Гааре один шаг. — Я подойду.
Песок зашелестел лишь сильнее, в него влилось ещё больше чакры прежде, чем Гаара осознал свои действия. Осознав же, одним рывком заставил себя успокоиться, тело вновь сотрясла дрожь, но песок, уже без чакры, шуршащим дождём стёк на крышу, обоим шиноби под ноги. Дождавшись, когда последняя песчаная струйка лишится движения, Сасори неторопливо подошёл, и Гаара впервые за долгое время ощутил прикосновение другого человека.
Ладонь у Сасори оказалась холодной, а лоб у Гаары — неожиданно горячим.
— Техника моего изобретения, — пояснил Скорпион Красных Песков — гениальный изобретатель Деревни, — когда Гаара почувствовал, как нити чужой чакры вплетаются в его собственную. Боль, всё ещё стучавшая в висках, стала слабеть, истаивать, как капли воды на солнце, и вскоре от неё остались одни воспоминания. — Это не обезболивающее, хотя даёт такой эффект. На ближайшие сутки твой разум в безопасности.
Чем этот Сасори, чёрт возьми, занимался? Гаара никак не мог его понять. Сначала он по приказу Казекаге надзирает за оружием Песка, джинчурики, «самовлюблённым демоном», а теперь — отражает атаки подосланного этим же Казекаге убийцы и прогоняет его прочь.
Гаара мрачно предупредил:
— Я люблю только себя и сражаюсь только за себя.
Сасори улыбнулся, опустил руку и пожал плечами:
— Поверь, я такой же.
Полупрозрачный кокон чакры вокруг его кисти рассеялся, и Гаара прислушался к себе. Стало так спокойно, что показалось, будто забрали нечто важное.
— Что ты сделал? — спросил Гаара.
— Это техника печати. На короткий период она подавляет Шукаку и отделяет от него твой разум.
Вот оно что. Вот нехватку чего почувствовал Гаара.
Шукаку замолчал.
И этот странный, непонятный чёртов наставник. Гаара осознал, что тот защитил его и всё-таки не ответил почему, когда остался на крыше один.
Гаара проводил Сасори взглядом до того момента, как он свернул за угол и скрылся из виду. Голова снова начала болеть, но техника всё ещё это сдерживала, так что Гаара справлялся. К тому же, до полнолуния было далеко — и Шукаку вёл себя смирно. Мама не требовала крови. И не причиняла боль. Большое достоинство такого положения было разве что в абсолютной защите, которая работала постоянно и ни разу не подвела.
Но в какой-то момент Сасори даже показался заменой родной абсолютной защиты. Конечно, Гаара сразу отмахнулся от столь глупой мысли и сам почти забыл её, однако Сасори всегда ошивался где-то рядом. Тюремщик…
Однажды он Гаару удивил. Стоял такой же вечер, как все в пустыне, и небо, иссиня-чёрное на востоке, ярко пылало на западе. Было ясно, сегодня луна убывала. Вместе с ней ослабевали и безумие Шукаку, его одержимость кровью, и жажда самого Гаары. Насытившийся, он бесцельно бродил по Деревне и наблюдал за танцем ветра с песком, полупрозрачные струйки которого овивали основания зданий. Всё окутывало безмолвие. Улицы превращались в безлюдные, стоило Гааре на них появиться. Даже неспящие ночные заведения, казалось, замирали, когда он приближался.
Гаара был сыт убийством этой ночи, поэтому царила тишина и в голове, однако хотелось есть, и он направился к рынку. Ожидаемо, шумному. Чёрной тенью появившись на его углу, он застыл у одного из прилавков с едой, провёл взглядом по пряностям и сладостям, известным по всему миру, по цитрусовым из столицы страны, по целым ящикам с рисом из Огня, по разнообразной выпечке. Хотелось есть, но это желание отпало, стоило увидеть, как трясётся от страха торговец. Еда? Гаара был сыт. Где-то рыдала, исходя к нему ненавистью, родня убитых недавно людей — свидетельство его существования.