— Ты знаешь мой характер, Баки, и подстраиваться под кого-то другого, мне равного, я не буду. С детьми проще в том плане, что не надо подтверждать свой авторитет, достаточно пару раз показать, что у меня есть чему научиться. Что бы сделали на месте Гаары, Темари и Канкуро мои так называемые коллеги из Госпиталя? Попытались бы показать, что знают и понимают если не больше, то, по крайней мере, не меньше меня. И ладно если бы Казекаге, допустим, финансировал подобные курсы: я мог бы и попробовать, но… видимо, ему это без надобности, так что, Баки, закроем тему. Я не люблю, — с нажимом произнёс он, — работать с людьми, и ты это прекрасно знаешь.
Этот человек предпочитал одиночество, что в делах, что по жизни, но всё, что он сейчас говорил, каждое его слово казалось чистейшей ересью. Знания были таким же ресурсом Деревни, как сами шиноби, и держать их только в одной голове, которая запросто могла слететь с плеч!.. Глупость. И то, как Сасори зарился на медицину Листа — самого коварного врага Песка…
— И тем не менее ты собрался беседовать с ирьёнинами Листа.
— С ними есть, о чём побеседовать, — начал Сасори раздражаться.
— Они не будут односторонне делиться своими знаниями, потребуют отдачи.
— У меня есть опыт работы со шпионами, разговаривать я умею. Что тебе не нравится, чёрт возьми? — мрачно посмотрел он на Баки. — Это моё дело. Если я вижу, что что-то может принести мне пользу, я это беру. Можешь считать это совершенствованием оружия Казекаге.
Баки зло отрезал:
— Не прикрывай свой эгоизм верностью Казекаге-сама.
— Так тебя беспокоит то, что я не спросил у него разрешения? — уточнил Сасори, но неожиданно без издёвки. Сообразил наконец, на что нарывается? — На этот счёт будь спокоен, Баки, но ты путаешь понятия. Преданность Казекаге ещё не преданность Деревне. Преданность Казекаге — это быть слепым, как АНБУ.
— Что ты имеешь в виду? — Баки, в свою очередь, тоже успокоился. Хоть и не мог согласиться с Сасори.
— «Приказ — это всё». Молитва АНБУ.
— В этом заключается долг шиноби. Если каждый будет думать в первую очередь о своей шкуре, мы не победим ни в одной войне ни на одном поле боя.
— Не спорю, — пожал тот плечами. — Однако не все приказы — на благо Деревни.
— Любой Каге находится на самой вершине и, соответственно, видит больше, дальше, понимает лучше. Даже если ты не согласен с приказом или не понимаешь, зачем он, ты обязан его выполнить, — отчеканил Баки. — На войне большинство шиноби даже не всегда знает, побеждает его Деревня или терпит поражение. Ты просто обязан действовать сообразно приказам сверху.
— Если это логичные приказы, а не чья-то взыгравшая в одном месте гордость, — выгнул Сасори бровь и презрительно фыркнул: — Только не говори, что не знаешь случаев, когда военачальники проигрывали битву, но из пресловутой гордости не отступали, теряли все войска и сдавали противнику позиции. Безусловно, все очень благодарны таким приказам, особенно глава Деревни.
— Если каждый будет выбирать, подчиняться ему или нет, полетит к демонам весь порядок, — нахмурился Баки, — и воцарится хаос, и не говори, что не понимаешь это.
Сасори глумливо усмехнулся:
— Ну, зачем же давать выбор всем? Тогда в войсках действительно наступит хаос, а там, где каждый считает себя главным, рождается гражданская война. Но от ошибок не застрахован никто, и я это, Баки, понимаю получше тебя. — Последнее Сасори сказал уже без улыбки, на лицо его словно наползла тень. — Я обязан подчиняться приказам Казекаге, но вовсе не обязан одобрять их, так что сойдёмся на этом и закончим.
— Именно. Ты обязан подчиняться, — выцедил Баки главный нюанс и уже развернулся было, когда Сасори вдруг спросил:
— Если я стану Казекаге… ты будешь точно так же беспрекословно предан мне, я правильно тебя понял?
— Разумеется, — посмотрел на него Баки. — Будучи Казекаге, ты знаешь куда больше, чем любой другой в Деревне, и твои решения могут быть не всегда понятны, зато всегда — продиктованы необходимостью. Но ты — не Казекаге.
Сасори улыбнулся:
— И слава небу. Мне не нужно столько проблем.
И всё-таки он Баки не нравился.
Подпитанные сумерками, тени немного сгустились, но окно Сасори выходило как раз на запад: солнце свободно попадало в комнату. Слежку Сасори не чувствовал, однако на всякий случай навёл морок, и теперь каждый, кто увидит иероглифы на свитке, прочтёт не то, что взаправду написано. Как и было сказано Баки, разговаривать, в том числе языком кисти, Сасори умел.
Вести из Песка подоспели добрые, так что и настроение приподнялось. Юра докладывал: «Посеянные пару месяцев назад сомнения наконец дают всходы, однако их недостаточно: в правоте Казекаге-сама убеждены четверо влиятельнейших из Совета Песка, Саджо-доно в том числе. Большинство голосов, по сути, за вами, Сасори-сама, но положение ненадёжно». Именно — эти новости были хорошими. По сравнению с тем, с чем пришлось столкнуться в самом начале, конечно…
Словно идеальная кукла, Юра действовал в точности как приказано, и это постепенно приносило свои плоды. Будучи новичком в Совете, он ещё не имел достаточного веса среди заседавших стариков, зато к нему прислушивались джонины — по крайней мере те, кто мог сопротивляться главе Деревни.
Удобно иметь в качестве рупора такого авторитетного человека, как Юра.
Хмыкнув, Сасори обмакнул кисть в разведённую тушь, ненадолго прижал ворсом к сосуду и взялся писать ответ. Чтобы не навлечь на себя подозрений Орочимару, Юре следовало на какое-то время затихнуть. Однако не успела тушь коснуться бумаги, как в её желтоватой белизне проявилось новое сообщение: «Большая часть Совета Джонинов сомневается в решении Казекаге-сама, но не собирается это как-либо выражать». Сасори, чуть сузив глаза, дождался, когда бумага вернёт чистый вид, и лёгкими уверенными движениями написал: «Такова природа сомнений. Это ещё не вера в свою правоту. У нас есть лишь месяц, однако сейчас — скройся и затихни».
Отложив кисть в сторону, Сасори закрыл глаза и устало потёр переносицу. Месяц, не более. Хорошие новости пришлись очень кстати: борьба с Орочимару продолжалась, и это обнадёживало.
Чакра Юры наполнила свиток, и Сасори прочитал: «Принято. Однако многие безусловно преданны Казекаге-сама».
Знали бы эти самые многие, что за «Казекаге» им сейчас приказывает…
«Я займусь этим сам, — черкнул Сасори ответ. — Единственное что… Сообщи тем, кому полностью доверяешь, о подставном Казекаге».
Юра пообещал сделать всё, что в его силах, и залечь на дно, и Сасори убрал свиток-сообщение в недра распечатанной марионетки — номер семьдесят два, красивую рыжеволосую куноичи из Дождя с интересным ливневым генджутсу. Сасори вернул грудную пластину на место, прикрыл её алой тканью накидки, и пальцы на миг задрожали: навалилось столько дел, что на творчество совсем не осталось времени. Уже месяц как не осталось.
А хотелось бы.
Нахмурившись, Сасори сжал кулак и встал на ноги. Запечатать марионетку было делом секунды, прибраться — делом пяти минут, поужинать — делом десяти, и, скрыв себя техникой хамелеона, по прозрачности сравнявшись с воздухом, Сасори отправился на разведку. Надо было проработать до конца пути отступления на случай, если выйти из игры Орочимару не удастся. Карты защитных стен Листа крепко сидели в памяти, вплоть до последней башни, но увидеть всё воочию не помешает.
К тому же, у карт, какими бы подробными они ни были, всегда есть один существенный недостаток.
На них нет людей.
С давних пор в их доме царила тишина. Дом был просторный, с множеством комнат на двух этажах, соединённых спиралевидной лестницей, но пустоты хватало. Порой казалось, все звуки покинули эти стены. Почему-то именно сейчас Чиё остро это почувствовала, сейчас, у окна под солнечным светом, сжимая в пальцах письмо от Сасори. Каллиграфически ровные иероглифы и кана складывались в довольно любопытный текст, который Чиё совершенно не понравился.