Эмоции мимолётны, а значит, и бессмысленны. Они не приносили никакой пользы, иной раз даже мешали. Речь шла о другом, о долговечном — об узах между людьми. Гаара первый завёл эту тему, сказав это слово — «любовь», и должен был понимать, о чём говорит Сасори.
— Не знаю, — с долей высокомерия и вызова ответил Гаара. — Неинтересно знать.
Либо ему просто не хотелось отвечать. Скорее всего, так и было, потому что он поднялся, подошёл к окну и поспешил вернуться на крышу. Сасори не стал задерживать. Помнил — полнолуние близко.
Сегодня к трём часам дня Сасори велел Сабакуно быть дома: хотел провести последнюю встречу перед одиннадцатым августа. Они являлись важной, чуть ли не ключевой частью задания, словно несущая ось — для куклы. Вырвать её — и остальное развалится. С этими мыслями Сасори шагнул в квартиру, закрыл за собой дверь и, пока разувался, кликнул Темари с Канкуро, чтобы позвали Гаару.
Они хотели правды. Они её получат. Карту Листа они выучили, запомнили главные стратегические пути, и воспользоваться ими в случае чего для них не должно было составить труда.
Сасори, прикидывая, с чего бы начать, прошёл в зал и, как обычно, устроился в кресле. Ожидание затянулось на минут десять, но с Гаарой никогда не было просто. Не окажется так и сейчас. Завтра ему придётся поступиться своими желаниями, и Сасори понимал, сколько усилий потребуется, чтобы планы не полетели Шукаку под хвост.
— Сасори-сенсей! — крикнул Канкуро, ворвавшись в зал через окно. Выглядел встревоженным. — Гаары нигде нет.
Сасори медленно моргнул.
— Ни на одной из окрестных улиц, — встала рядом с братом Темари.
Сасори поднялся с кресла.
— Дома его уже два часа нет… — продолжил Канкуро, бледнея на глазах.
Сасори сжал кулаки.
— Я так понимаю, вы думали, он два часа как на крыше.
Молчание послужило ему ответом. Луна почти достигла полноты, завтра она станет совершенной. Орочимару это знал. Сасори должен был лично следить за Гаарой. Он столько дней продержался без убийств, даже без крови, и никто не заподозрил в нём человека, временами неспособного держать себя в руках.
— Найти его, — приказал Сасори и ринулся в коридор, по пути выбросив из подсумка три горсти песка: и те разрослись до клонов.
Обувшись, Сасори покинул квартиру и через окно на лестничной площадке выбрался на улицу. Куда Гаара мог направиться? Шестой полигон, дворец Кикё, прочие места с колокольчиками, Резиденция, дома других ниндзя Песка, либо Гаара поддался Шукаку и вышел на охоту. Если же это дело рук Орочимару, то куда он мог бы Гаару потащить? Похитить его у Сасори… Времени не было. Клоны поделили площадь поиска и разошлись работать. Один помчался к сорок пятому квадрату, в его тенистые рощи, где затерялся след Кимимаро.
Однако это был крайний вариант, иначе почему Орочимару не тронул Темари и Канкуро, спровоцировать которых точно сумел бы.
Вспомнить, с чего всё началось, труда не составило. Оценив вероятность, Сасори определился с направлением и сорвался с места. Времени не было. Никогда не было.
Месяц. Четыре фазы луны, от рождения до смерти, переходящей в перерождение. Бесконечный и бессмысленный круг, сколько Гаара ни наблюдал, не менялся. Раньше ему казалось, что точно так же не поменяется и жизнь. Что страх и ненависть, что раскалённый душный воздух снаружи и дикий холод внутри останутся с ним навеки. Сасори говорил, только вечность — абсолютна. В других правилах всегда найдётся исключение. Но вечность виделась Гааре лишь формой — бездонной чашей, которую можно было заполнить чем угодно.
Ненавистью. Страхом. Отчуждением.
Гаару вела жажда ощутить своё существование, подтвердить его ценность. Он без труда проник в Госпиталь через парадный вход и встретил только девчонку в красном платье, ту самую, с розовыми волосами. Её имя вылетело из головы. Девчонка почуяла неладное и обернулась, но Гаара успел спрятаться. Увы, она направилась как раз к Року Ли — его сегодняшней цели. Гаара в этом нуждался. Чтобы увидеть, вспомнить, оценить и понять, чтобы убить и сравнить ощущения с теми, что испытывал раньше, когда убивал.
Девчонка вошла в палату со спящим Ли, пробормотала расстроенно:
— Цветок уже вянет… — и осторожно, чтобы не шуметь, взяла с прикроватной тумбочки вазу с зауженным горлом.
Гаара затаился и ждал, медленно сходя с ума. Эта девчонка мешала. Но её убийство ничего не принесло бы — никаких чувств, никаких ощущений. Пустота разрасталась вокруг Гаары, топила его, как всегда, когда не хватало крови. На краю сознания, однако, билась мысль, что необходимо было иное. Хотелось получить иное, нечто непонятное, неосязаемое, но несомненно важное настолько, что даже Темари, Канкуро и Сасори почувствовали.
Девчонка поменяла воду и вернулась к Ли, поставив в вазу новый цветок, точно такой же, как прежний, только свежее. И улыбнулась так, как никогда не улыбались Гааре:
— Ли-сан, я оставлю цветок здесь.
Он не понимал.
Не видел смысла.
Смысла говорить что-то человеку, который всё равно не услышит.
Девчонка безумно медленным шагом добралась до поворота и скрылась, и Гаара беззвучно ворвался в палату, забыв закрыть за собой дверь. До кровати, на которой лежал Ли, укрытый одеялом по подбородок, оставалось меньше шага, когда внутри Гаары шевельнулась боль — и забилась, как раненая птица. Стиснув зубы, нахмурившись, зажмурив один глаз, он вцепился в голову в попытке подавить это, но — тщетно.
Песок схватил Ли за руку и ногу, тот закричал, силясь вырваться, сначала от усердия, спустя секунду — от боли, и упал уже без сознания. Гаара прикончил бы Ли, не отбей песок Гай, спрыгнувший вниз. Струи песка, рассыпаясь, истончаясь, опадали на пол, бесполезные, и Гаара пытался понять, почему… почему Гай спасает…
— Этот парень — мой драгоценный ученик, которого я люблю.
Любовь приносила невыносимую боль. Гаара с ней не справлялся: она в него вгрызалась, терзала на части, сужала весь мир до одного ощущения, которое хотелось поскорее прогнать, и только кровь, только смерть, только убийство спасали. Сасори привык, Сасори злиться не будет. Темари с Канкуро — тоже… или разозлятся? Неужели разозлятся?! Гаара не справлялся, не хватало сил, ему надо было проверить!
Он помнил себя тех времён, помнил фото матери, что на столе. Помнил первое покушение, лицо и кровь Яшамару, свои бесконечные слёзы.
Это было невыносимо.
Дыхание сбилось, и Гаара закашлялся, поперхнувшись воздухом, сухим и холодным. Сасори словно защищал, Темари с Канкуро — словно — не боялись, но пустота становилась всё больше и отчего-то ощущалась больнее. Скорее. Скорее! Гаара вытянул руку, и пробка от тыквы упала на пол. Песок уже окутывал спящего Ли, постепенно сплетаясь в кокон смерти, и Гаара, обуздав дыхание, наконец-то собрался.
«Убить».
Он вздрогнул. Тело не двигалось. Не получалось шевельнуть пальцем.
— Ах ты урод!!! — рявкнул кто-то слева и ударил Гаару, да так, что голова мотнулась в сторону.
По песчаной броне на щеке расползлись мелкие трещинки.
— Какого хрена ты здесь делаешь?!
Он узнал этого парня.
— Эй, Наруто, — возмущённо потёр скулу Нара Шикамару, и Гаара против воли повторил за ним. Нинджутсу. — Пока действует театр теней, я двигаюсь, как он, понял?
— Прости, Шикамару, — извинился Наруто и, отойдя к нему, встал к Гааре лицом. Грозно спросил: — Что ты пытался сделать?
Судя по взглядам их обоих на Ли, они и так уже знали ответ. Они смотрели на Гаару с опаской, так, как все и всегда. Почти.
— Эй, ты! Что ты хотел сделать с толстобровым?!
Или придётся пояснять очевидное?
— Я хотел его убить, — не таясь ответил Гаара.
Видимо, они не ожидали, что он будет столь прямолинеен. Об этом говорил их вид. Гаара помнил, что после его боя с Ли Наруто спрыгнул и подбежал к врачам, которые уже поднимали носилки. Дальше шли другие воспоминания. О Сасори, который спустился к Гааре и отвёл его обратно наверх. О Темари и Канкуро, которые сидели за дверьми комнаты и наблюдали, как Сасори лечил его. Это могла объяснить логика, могла объяснить необходимость. Слов об ином Гаара не услышал.