Данная точка зрения имела очень веские основания. Тогдашний уровень игрового кино, за редкими исключениями, был тот еще. Кино все еще носило отпечаток балаганного развлечения, с которого начиналось. Попытки наполнить «фильму» серьезным содержанием чаще всего выглядели донельзя убого. Оно и понятно. Ведь большевики были первыми, кто стал пытаться снимать кино, претендующее на серьезность. В других странах в те времена лепили исключительно развлекуху. Само собой, снимать всерьез получалось поначалу не очень. Вот Вертов и считал – не стоит дурью маяться, надо снимать реальность и монтировать.
«А Эйзенштейн?» – спросит читатель. Вот именно. Сергей Эйзенштейн был не таким экстремистом, как Вертов, но мыслил он в том же направлении. Чтобы убедиться в этом, достаточно посмотреть раскадровку его фильмов – особенно ранних, таких как «Стачка» или «Броненосец «Потемкин».
А полностью идеи Вертова воплотил режиссер, воспевавший уже совсем других строителей светлого будущего, – Лени Рифеншталь. Достаточно сравнить ее знаменитые фильмы «Триумф воли» и «Олимпия» с работами Вертова, чтобы увидеть, от чего она отталкивалась. Можно не любить Рифеншталь как пропагандистку нацизма. Но – деваться некуда – лучше ее в документальном кино пока что еще ни у кого снимать не получалось…
И что самое смешное, идеи монтажного кино сегодня взяло на вооружение… телевидение. Точнее, новостники – авторы информационных программ, которые мы видим каждый день. С помощью камеры «Бетакам» и обыкновенного монтажного стола зрителям успешно втюхивают все что угодно. Многие до сих пор верят, что показанное по ящику – правда.
В литературе лефы пытались работать в том же направлении. Беда была в том, что, нащупав принцип, они не смогли его по-настоящему реализовать. В по эзии нечто похожее видно у Маяковского и Асеева (поэмы «Про это», «Хорошо!» и «Лирическое отступление»). С прозой вышло хуже – по причине явной неспособности лефов в этом жанре. Хотя… Выручали авторы со стороны. В ЛЕФе впервые увидела свет «Конармия» Исаака Бабеля, которая, если присмотреться, построена по очень похожему принципу. Никто другой эту повесть брать не захотел как слишком авангардную[16].
Что же касается самого принципа… В жанре, который пропагандировал ЛЕФ, написано огромное количество книг, которые читаются получше, чем авантюрные романы. К примеру, «Архипелаг ГУЛАГ» Александра Солженицына. Это произведение откровенно тенденциозно и рассыпается в прах при обращении к документам. Но – впечатляет! То же самое можно сказать и о книгах Виктора Суворова.
А если не о скандальных произведениях… В этом же жанре «монтажа» написаны популярные сейчас исторические работы Александра Бушкова. И – вы будете смеяться – в этом жанре написан… Ветхий Завет. Куски из истории еврейского народа смонтированы с притчами. А получилась самая читаемая книга в истории человечества.
Так что лефы сформулировали принцип, который носился в воздухе, и стали его с энтузиазмом пропагандировать. Компания подобралась наглая и очень шумная. Во многом благодаря этому она и была популярна – прежде всего у студенческой молодежи. Тогда, в двадцатых, еще верили в то, что мировая революция вот-вот грянет. Что мирный период – это короткий перерыв, после которого начнутся новые классовые бои. К этому были основания. Германия до 1923 года балансировала на грани социалистической революции. В других странах было тоже весело. Казалось, вот оно, начинается. Вот такими-то революционными настроениями и подпитывалась популярность авангарда. Журнал «ЛЕФ» был, честно говоря, довольно занудным изданием. Но его читали молодые энтузиасты, которые мечтали переделать все и вся.
А товарищ Троцкий подкидывал немного денег. Так, на всякий случай. Вдруг из лефов что-нибудь получится. Не напрямую, а через третьих лиц.
Но все-таки к главной своей мечте лефам не удалось даже приблизиться. Официальным искусством они стать так и не смогли. Причем чем дальше, тем становилось хуже. Революционный энтузиазм иссякал – а вместе с ним становился не нужен и размашистый революционный нигилизм. ЛЕФ перестал существовать в 1930 году, почти точно на переломе эпохи.
Пролетарская мафия
Главным конкурентом ЛЕФа в стремлении стать официальным советским искусством являлась Российская ассоциация пролетарских писателей (РАПП). Среди литературных группировок двадцатых годов она пользуется самой мрачной славой. Недаром Булгаков в «Мастере и Маргарите» с таким смаком описывает пожар головного офиса этой структуры – как и неприятности, случившиеся с ее видными представителями. Между прочим, неприятности, в отличие от пожара, случились на самом деле – и очень серьезные. Поэтому Булгакову РАПП было не жалко – достали человека. Но о Булгакове разговор будет дальше.
16
После опубликования повести бывший командир Первой конной Семен Буденный выступил в печати с резким протестом, увидев в произведении клевету. В литературных кругах родился анекдот: Буденного спрашивают: «Как вы относитесь к Бабелю?» Тот разгладил усы: «Это смотря какая бабель!»