Впрочем, Лопухину он сразу сказал: "Вы можете молчать. Я всё расскажу сам, от вас требуется лишь подтвердить мой рассказ". И Лопухин, по словам Бурцева, подтвердил, возмутившись кровавой ролью Азефа. Правда, подтвердил своеобразно: "Никакого Раскина я не знаю. С господином Азефом несколько раз действительно встречался".
Можно ли из этого заключить, что Азеф и Раскин – одно и то же лицо? Бурцев считал – можно. А ему вновь не поверили. Вот как сам Бурцев вспоминает об этом:
"По настоянию судей, П.А. Кропоткина, Г.А. Лопатина и В.Н. Фигнер, мне пришлось рассказать о моём разговоре с Лопухиным. Мои обвинители настаивали на том, что Лопухин был подослан ко мне, что он сознательно оклеветал Азефа, и мне сообщили, что в Петербург будет послан специальный представитель социалреволюционеров для допроса Лопухина" 196.
196 Там же. С. 78.
Не будем занимать внимание читателей всеми деталями. У меня сложилось впечатление, что руководство революционеров просто устало отбиваться от "доказательств" Бурцева. Азефа признали виновным в "провокаторстве" – сотрудничестве с властями и приговорили к смертной казни. Правда, он благополучно скрылся за границу и поселился в Берлине, где жил по документам Александра Нимейера. Эсеры не знали? Да нет, знали. Даже Бурцев знал и встречался с Азефом на французском курорте в 1912 году. Но никто его не трогал, он благополучно дожил до конца Первой мировой войны и умер от почечной недостаточности в 1918 году. Почему не убили? Загадка. Ещё одна.
Словом, разоблачили провокатора Азефа. И что? Наконец-то эсеры могли действовать по-настоящему эффективно? Отнюдь. После ухода Азефа боевая деятельность партии просто сошла на нет. И власти, наконец, могли вздохнуть спокойно. Кто же выиграл от действий Бурцева?
Когда Бурцева назвали "Шерлоком Холмсом русской революции", не кто иной, как его бывший информатор, благородный полицейский Бакай возмущённо отозвался на это в 1912 году: "Вы и Шерлок Холмс мне представлялись двумя противоположными полюсами, как по социальному положению, так и по моральному облику" 197. И чуть дальше: "На деле Азефа... Вы заработали до 40 000 франков.
197 Цит. по изданию: Леон Троцкий. Политические силуэты /Леон Троцкий. Сочинения. Гос. Изд-во, 1926. С. 120.
К Вам поступали деньги с разных сторон – из Швейцарии, из Америки, от партий, от частных лиц. Вы сами говорили, что за один первый год Вашей кампании Вами было получено более 100 000 франков... за дутые дела о выеденных яйцах" 198. Вот тебе и раз... А говорят – бескорыстие Бурцева восхищало даже его врагов... Да ещё дутые дела...
198 Там же.
Сам Бурцев вспоминает, как при той самой случайной встрече во Франции в 1912 году Азеф ему сказал: "Если бы не вы, я бы убил царя!" И был при этом, как пишет Бурцев, совершенно искренен. Добавим: потому что говорил правду –именно незадолго до бурцевских разоблачений Азеф активно готовил покушение на Николая II. И – что тут скажешь? – действительно, активность Бурцева эту подготовку остановила.
Так что же? Была ли степень сотрудничества Азефа с охранкой вполне допустимой для революционера-террориста? Такая практика существовала. Можно, например, вспомнить члена Исполнительного комитета "Народной воли" революционера Н.В. Клеточникова, который совмещал участие в революционной деятельности, в том числе в подготовке покушения на Александра II, со службой в одном из департаментов Третьего отделения 199. Служба позволяла ему раз за разом срывать планы полиции по раскрытию революционной организации. Если Бурцева, справедливо или нет, называли "Шерлоком Холмсом русской революции", то Клеточникова можно было бы назвать "Штирлицем русской революции".
199 Тогдашний политический сыск.
Или же Азеф переступил черту, которая отделяла "игру" от предательства?
На этот вопрос ответа не существует.
Общепринятым является мнение об Азефе как о "провокаторе" (агенте полиции). Его как будто подтверждают не только разоблачения Бурцева, вроде бы, поддержанные Лопухиным, но и воспоминания А.В. Герасимова – начальника Санкт-Петербургского охранного отделения. В своих воспоминаниях "На лезвии с террористами" он много страниц уделяет деятельности Азефа как добросовестного агента. Глава, в которой он впервые выводит на сцену Азефа, так и называется "Знакомство с моим лучшим агентом" 200.
200 См. Герасимов А. На лезвии с террористами. М.: Товарищество Русских художников, 1991.
Но мемуары Герасимова были написаны спустя два десятилетия после всех разоблачений, когда "провокаторство" Азефа уже стало общим местом для историков русской революции.