Гарнизонная жизнь, вдали от сражений, но в красивом мундире и с неплохим жалованием, не слишком отличалась от жизни в родном Аррасе. Натура Видока вновь дала себя знать – дуэли, интриги, как следствие – очередное дезертирство и возвращение во французскую армию. Правда, под вымышленным именем.
Не будем останавливаться подробно на перипетиях военной службы нашего героя. Скажем лишь, что революционная армия по-прежнему очень нуждалась в солдатах. Да и порядок был в армии не очень налажен. Так что нашему герою и здесь сошло с рук его дезертирство. И снова – удача, он был не просто зачислен в так называемый Германский легион, формировавшийся из дезертиров, иностранцев, а также фехтмейстеров и просто авантюристов, решивших, по каким-то своим причинам, прибиться к армии. Видок, сочетавший в своём лице, как минимум, три из перечисленных категорий, почувствовал себя здесь как рыба в воде. Он даже получил унтер-офицерский чин вахмистра (напомним, что перед дезертирством он стал всего лишь капралом). Кто знает, может быть, первоначальный побег из французской армии, "случайное" появление в расположении австрийских войск, вовсе не были случайны?
Удивительной кажется лёгкость, с которой и французские, и австрийские военные принимали внешне бесхитростные объяснения дезертира Видока. Столь же удивительны последующие карьеры в обеих армиях.
Мы ещё вернёмся к этой загадке – когда попытаемся разобраться в белых пятнах биографии первого детектива Европы.
Вахмистр Германского легиона Эжен Франсуа Видок недолго оставался в своём подразделении – в одной из предыдущих стычек он получил рану, которая вдруг открылась, дав возможность нашему герою получить отпуск и навестить родной Аррас.
За время его отсутствия в Аррасе случились изменения, изрядно напугавшие Видока. Впрочем, эти изменения были характерны не только для Арраса, но и для всей Франции – шёл роковой для многих 1793 год, год кровавого террора, год образования Максимилианом Робеспьером Комитета общественного спасения. В "Записках" он так описывает своё возвращение в Аррас:
"При вступлении в город я был поражён отпечатком уныния и ужаса на всех встречавшихся мне физиономиях; на мой вопрос о причине на меня смотрели недоверчиво и отходили молча" 39.
39 Записки Видока, начальника Парижской тайной полиции. Пер. с фр. В 3 тт. Киев: Свенас, 1991. Т. 1. С. 31.
Выйдя на центральную площадь, вахмистр Эжен Франсуа Видок увидел источник этого уныния и ужаса: в центре площади, на высоком эшафоте установлена была гильотина 40.
40 Интересное совпадение: спустя несколько лет, уже при Наполеоне, доктор Жозеф Игнас Гильотен, по имени которого стали называть "бритву революции", тоже оказался в Аррасе – он возглавил здешнюю больницу.
Как раз в момент появления Видока, здесь происходила очередная казнь: какого-то старика палач с подручным привязывал к доске, некий полупьяный обвинитель зачитывал приговор – и всем этим руководил молодой человек в полосатой фуфайке, шляпе с трёхцветным пером и с громадной кавалерийской саблей, на эфес которой он опирался. На лице его блуждала презрительная улыбка, талию его охватывал широкий пояс, такой же трёхцветный, как и перо на шляпе. Такие перья и пояса носили представители новой революционной власти.
По мановению его руки и под крики толпы "Да здравствует республика!" – несчастный старик (впоследствии Видок узнал, что им оказался комендант Аррасской крепости по имени Монгон) лишился головы.
В молодом революционере с саблей Видок с удивлением узнал хорошо известного ему бывшего священника Лебона, того самого, кого в здешний приход назначил епископ Талейран. Лебон родился в том же Аррасе в 1765 году. По своему социальному происхождению он был близок к Видоку. По возрасту – тоже, он был всего лишь на десять лет старше Видока.
Оказалось, что уже в 1792 году Жислен Франсуа Лебон сложил с себя священнический сан и с головой окунулся в революционную стихию. Красноречивый оратор, пламенный революционер, Лебон быстро набрал популярность среди санкюлотов – городских низов. К моменту возвращения нашего героя в Аррас (а это совпало с падением жирондистов и возвышением якобинцев во главе с Робеспьером и Дантоном), якобинец Лебон стал мэром родного города и членом Конвента, а затем и членом робеспьеровского Комитета Общественного Спасения и фактически безраздельным властителем департамента Па-де-Кале.
Правда, революционные карьеры чреваты и стремительными взлётами, и столь же стремительными падениями. В начале 1794 года Жозеф Лебон был смещён со всех постов: даже для своего земляка Робеспьера, сделавшего террор основным инструментом политики, его кровожадность показалась чрезмерной. О неоправданных казнях, которые устраивал бывший священник, Робеспьеру писал ближайший соратник, тоже отнюдь не мягкотелый Сен-Жюст. Лебон был арестован.