Так наш герой вторично оказывается на каторге (таких пойманных беглецов тут называли "возвращённые лошади"), на галеры в Бресте.
Он вновь бежит – на этот раз в Булонь. Оказавшись в Булони, нанимается на корсарское судно – фрегат "Реванш", которым командует некий капитан Полѐ.
Корсар (или капер) – это частное лицо, получающее от властей официальное разрешение на ведение боевых действий против неприятельских судов во время войны. Корсарский патент, конечно, давал морякам определённую защиту, но только от преследований со стороны собственных властей – власти враждебных государств рассматривали корсаров и каперов как обычных пиратов, со всеми вытекающими последствиями – вплоть до виселицы. Тем не менее, в любой войне хватало отчаянных голов, готовых рискнуть головой ради обогащения. К таким относился и наш герой.
После одного из морских сражений ему посчастливилось обзавестись новыми документами. Видок заранее обратил внимание на одного из своих новых друзей – бывшего капрала береговой артиллерии, весьма на него похожего, по имени Лебель. После гибели Лебеля, наш герой решил воспользоваться его документами – на всякий случай. Так что отныне на "Реванше" не было Эжена Франсуа Видока – считалось, что он погиб во время ночной бомбардировки порта, учинённой англичанами. А вот канонир Лебель благополучно продолжал существовать, участвовал в набегах на английские торговые суда, копил богатство, которое, впрочем, быстро таяло в портовых кабачках той же Булони.
Вскоре ему пришлось оставить и этот промысел – почти законный во время войны и достаточно прибыльный. Наполеон, недавно ставший из Первого консула императором, готовил "Великую армию" к завоеванию Англии. Огромная по тем временам, численностью почти полмиллиона, войсковая группировка, по замыслу Наполеона, концентрировалась в Булони. При этом император приказал очистить армию от сомнительных элементов и открытых уголовников. Всех их велено было отчислить из полков и посадить на стоявшие в Булони частные суда. Дальнейшая их судьба командование не интересовало.
Не очень понятно, почему это известие так встревожило Видока. Сам он говорит, что не хотел оказаться в окружении отъявленных негодяев. "Отъявленными негодяями" он называл в "Записках" бывших своих сотоварищей, нашедших, как и он в своё время, убежище в армии.
Видок списался на берег, не дожидаясь выполнения приказа. Он поступил в береговую артиллерию, пользуясь всё теми же документами погибшего капрала Лебеля. Во время береговой службы он неожиданно оказался втянутым в антибонапартистский заговор. По его собственным словам, заговорщиков было немало, в основном, морские офицеры и унтер-офицеры (гардемарины), а также некоторое количество офицеров и унтер-офицеров береговых подразделений, входивших в Булонский гарнизон. Общество называлось "Олимпийским", и, как сказано в "Записках", ориентировалось на давнего соперника Наполеона – республиканского генерала Моро. Сам Моро, ранее обвинённый Наполеоном в заговоре против
Первого консула, в это время уже два года жил в Америке. Скорее всего, заговор "олимпийцев" не представлял серьёзной угрозы для власти императора. Может быть, поэтому глава французской полиции Жозеф Фуше не обращал никакого внимания на булонских заговорщиков, несмотря на то, что полиция, по утверждению Видока, знала о его существования всё – вплоть до поимённого списка участников. Тут уместно спросить, почему сам Видок так уверен в информированности полиции. Прямого ответа на этот вопрос в его мемуарах нет.
Заговор "олимпийцев" был раскрыт лишь в 1806 году, через полтора года после того, как Видок оказался вовлечён в этот то ли рыцарский орден, то ли масонскую ложу. Последовали разоблачения, сопровождавшиеся большим числом самоубийств, арестами и трибуналами. Видок счастливо избежал ареста: незадолго до того он покинул Булонь, с несколькими уголовниками, принадлежавшими к так называемой "Армии Луны", весьма разветвлённой шайке разбойников. "Армию Луны" составляли беглые солдаты и матросы, поэтому высокая дисциплина в шайке и привычка к взаимовыручке делала её самой опасной из всех, существовавших тогда в этом неспокойном крае.
При очередной поимке Видока препроводили в уже известную ему тюрьму Дуэ. Здесь у него состоялся примечательный разговор с генеральным прокурором Па-де-Кале. На приказ надеть кандалы, Видок вдруг сказал: