Ночь выпала безлунная и туманная. Это оказалось и плохо, и хорошо. Хорошо — поскольку ему удалось благополучно выскользнуть из расположения армии Келлермана, не столкнувшись ни с одним часовым.
А плохо — потому что французская армия и австрийская находились очень близко друг от друга. Дезертировать на линии соприкосновения войск рискованно не только по причине суровости наказания собственного командования — всегда есть возможность случайно забрести во вражеский стан и там быть поставленным к стенке за шпионаж. Именно так и случилось с Видоком: благополучно сбежав из Бурбонского полка, он на рассвете забрёл в расположение австрийцев.
Видоку грозил скорый расстрел, как лазутчику. Спасли актёрские таланты и небольшой опыт лицедейства: наш герой объявил, что он вовсе не лазутчик и неслучайно прибился к австрийцам. Молодой француз бежал от революционного террора и страстно мечтал попасть на службу австрийской армии.
То ли Франсуа был очень убедителен (последующая биография подтверждает его способность вызывать доверие), то ли австрийская армия нуждалась в молодых и крепких парнях не меньше, чем французская. Возможно и третье объяснение: капрал Видок оказался в расположении австрийской армии не случайно, а совершенно сознательно, и заранее подготовился к встрече с неприятельскими солдатами.
Причём и это предположение находит косвенное подтверждение в дальнейшей биографии. Наконец, четвёртое объяснение связано с французским генералом Дюмурье, примерно тогда же перебежавшим к австрийцам, ещё и с группой преданных офицеров. Так что перебежчики из французской армии, возможно, казались австрийцам вполне искренними и заслуживающими доверия монархистами.
Не исключено, что побег (или «побег») Видока связан был с изменой Дюмурье.
Так или иначе, Видок был тотчас зачислен в австрийский кирасирский полк.
Мало того. Оказалось, что он куда лучше владеет шпагой, рапирой и саблей, чем большая часть офицеров полка. И Франсуа становится фехтмейстером — учителем фехтования.
Гарнизонная жизнь, вдали от сражений, но в красивом мундире и с неплохим жалованием, не слишком отличалась от жизни в родном Аррасе. Натура Видока вновь дала себя знать — дуэли, интриги, как следствие — очередное дезертирство и возвращение во французскую армию. Правда, под вымышленным именем.
Не будем останавливаться подробно на перипетиях военной службы нашего героя. Скажем лишь, что революционная армия по-прежнему очень нуждалась в солдатах. Да и порядок был в армии не очень налажен. Так что нашему герою и здесь сошло с рук его дезертирство. И снова — удача, он был не просто зачислен в так называемый Германский легион, формировавшийся из дезертиров, иностранцев, а также фехтмейстеров и просто авантюристов, решивших, по каким-то своим причинам, прибиться к армии. Видок, сочетавший в своём лице, как минимум, три из перечисленных категорий, почувствовал себя здесь как рыба в воде. Он даже получил унтер-офицерский чин вахмистра (напомним, что перед дезертирством он стал всего лишь капралом). Кто знает, может быть, первоначальный побег из французской армии, «случайное» появление в расположении австрийских войск, вовсе не были случайны?
Удивительной кажется лёгкость, с которой и французские, и австрийские военные принимали внешне бесхитростные объяснения дезертира Видока. Столь же удивительны последующие карьеры в обеих армиях.
Мы ещё вернёмся к этой загадке — когда попытаемся разобраться в белых пятнах биографии первого детектива Европы.
Вахмистр Германского легиона Эжен Франсуа Видок недолго оставался в своём подразделении — в одной из предыдущих стычек он получил рану, которая вдруг открылась, дав возможность нашему герою получить отпуск и навестить родной Аррас.
За время его отсутствия в Аррасе случились изменения, изрядно напугавшие Видока. Впрочем, эти изменения были характерны не только для Арраса, но и для всей Франции — шёл роковой для многих 1793 год, год кровавого террора, год образования Максимилианом Робеспьером Комитета общественного спасения. В «Записках» он так описывает своё возвращение в Аррас: