Мари Мадлен де Бренвилье попыталась скрыться в женском монастыре в Льеже. Но специально посланному туда Франсуа Дегрэ удалось выманить преступницу и доставить её в Париж. Она призналась не только в отравлении родных (убийства бездомных и попытка отравления служанок судей интересовали мало).
Она сообщила также о том, что готовила покушения на Кольбера и Мазарини.
Интендант финансов, действительно, болел непонятной болезнью в 1669 году — как раз в разгар деятельности дьявольской парочки. Маркизу заподозрили в том, что она действовала в данном случае по указанию опального министра Николя Фуке. Подозревали даже, что Фуке собирался её руками отравить самого «короля-солнце».
Но в этом, несмотря на пытку, Бренвилье не призналась. Прекрасную отравительницу отправили на эшафот. 17 июля 1676 года ей отрубили голову, а тело сожгли.
Тут я должен заметить, что к признаниям преступников прежних времён следует относиться с определённым скепсисом. Пытка входила в качестве обязательного и даже рекомендуемого инструментария в арсенал приёмов полиции XVII века. Насколько соответствовали истине показания женщины, которую подвергали мучениям разной степени, предоставляю судить читателям. Мне же кажется, что пристёгивание политических мотивов к делу об отравлении из корыстных побуждений, какими, несомненно, были убийства судьи д’Обрэ и его сыновей, никак не диктовалось интересами правосудия. Ла Рейни знал, что его покровитель Кольбер заинтересован в окончательном уничтожении опального соперника. Поэтому, не исключено, показания преступной маркизы о попытках отравления министра и короля по указанию арестованного Николя Фуке, появились в деле именно по этой причине.
Под впечатлением от ужасного дела, а также подозревая, что мода на «порошки Бренвилье» будет активно распространяться в свете, король приказал учредить так называемую «Огненную палату» или «Огненный суд» («Chambre ardente»), которая занималась расследованием преступлений среди знати, имеющих не только уголовную, но и политическую окраску. Палату возглавил всё тот же Николя де ла Рейни. Само же «Дело о ядах» повлекло за собой ещё одно дело — вдовы Монвуазен, которое иногда считается лишь финалом «Дела о ядах». В ходе следствия стало известно, что некая Катрин Монвуазен (или Ла Вуазен) специализировалась на поставках ядов для знатных персон — таких, как племянница кардинала Мазарини герцогиня Суассонская и даже официальная фаворитка короля мадам де Монтеспан. Соучастником Монвуазен был сатанист и чернокнижник аббат Гибур, устраивавший для высокопоставленных заказчиц «чёрные мессы», во время которых приносились в жертву дьяволу младенцы, купленные у нищенок специально для этой цели.
Согласно показаниям Монвуазен, во время одной такой оргии мадам де Монтеспан молила дьявола о возвращении любви короля, который охладел к ней.
Скандал, таким образом, затронул интересы самого короля, поэтому следствие было прекращено, вдову-отравительницу Монвуазен поскорее казнили.
И вновь выскажу сомнения в достоверности этой части показаний, полученных лейтенантом Дегрэ. По сей день неизвестно, действительно ли фаворитка Людовика участвовала в чудовищных «чёрных мессах» и планировала убийства соперниц — как неизвестно, имели ли место в действительности сами сатанинские оргии. В падении всесильной фаворитки были заинтересованы несколько её соперниц: от бывшей королевской любовницы Луизы де Лавальер до будущей — мадам Ментенон. Некоторые показания Монвуазен и, особенно, аббата Гибура производят впечатление бреда психически не очень здоровых людей. Хотя факт изготовления ядов вдовой и продажей этих ядов некоторым представителям светского общества (герцогине Суассонской, например) сомнения не вызывает.
Так или иначе, король не предпринял ничего против своей фаворитки, несмотря на обвинения в её адрес. Её не только не судили, но даже не удалили от двора. Лишь в 1691 году она оставила двор — по собственному желанию, но с разрешения короля.