Линь Фан открыл дверь и взглянул на укромный и приятный мрак своего дома. Мужчина поднял ногу, чтобы ступить в него и больше никогда не видеть и не слышать этого ребёнка.
— Мастер…
— Я сказал… — мужчина вдруг рассвирепел, повернулся и загремел голосом, пылая бешеными глазами… А потом вдруг увидел девочку, как она сейчас выглядит, и замолчал.
Мая повесив голову сжимала кулачки. На её лицо опустились тёмные локоны, и светлого личика девочки теперь было почти не видно. Она сглотнула, жалко улыбнулась и заговорила, подрагивая то ли от прохладного ветра, то ли от своего собственного голоса:
— Мастер, я… На самом деле я всё знаю, и понимаю, но мне не важно… Я… Я не хочу учиться у вас, чтобы стать сильной… Нет, я хочу, но… Это не то… Не главное. Просто, я знаю много сильных воинов, я видела их, читала про них, но вы… Вот вы победили Секту Тёмной Стороны Солнца, вы проникли в неё под прикрытием, хотя это было очень опасно, и вас могли убить, но вы всё равно это сделали… А потом вы сражались за Небесное сокровище, один против сотен, и вы победили… Но… Мастер, я знаю, что вы на самом деле не убили его. Бессмертное сокровище — живое. Если его съесть можно получить силу как у Звёздного Владыки, а Звёздный Владыка может стать ещё сильнее, Магистром… Но вы всё равно его не съели и отпустили…
— А потом вы сражались против Гу, Мастер. И вы не бежали. Любой другой… Он бы сбежал, точно, а вы не сбежали… Мастер, я… Я хочу чтобы вы были моим Мастером, — выдохнула девочка и свалилась красноватыми коленками на грязную землю.
— …Очень мило, а теперь проваливай, — спокойно произнёс Линь Фан, вошёл к себе домой, захлопнул дверь и замер. Мужчина приставил ладонь к своему лицу и едва ли не минуту просто стоял неподвижно; потом он посмотрел на мусор у себя на полу, на упаковки, бутылки, коробочки и прочий хлам, из-за которого перемещаться внутри помещения было невозможно, растолкал это всё и беспомощно свалился на свою скрипящую кровать. Линь Фан прикрыл глаза.
Спустя примерно двадцать минут мужчина очнулся от полудрёмы, завалился на бок и посмотрел на стопку журналов в углу комнаты, политую, как блинчики сиропом, старым жиром. Затем он покосился на свой громоздкий телевизор и потянулся было к пульту, но сдержал себя и снова развалился на скрипучем матрасе. И наконец, пролежавши ещё минуту, Линь Фан медленно встал на ноги и кое-как добрался до своего холодильника. Внутри было пусто. Мужчина некоторое время пялился в его тёмную, тихую пустоту, а потом резким движением вернулся на кровать, схватил свою подушку, открыл застёжку и стал высыпать её содержимое на мятое покрывало. Вскоре среди перьев блекло засияло несколько голубоватых купюр. Мужчина запихнул их в карман потёртого пиджака и выглянул в окно. На своём дворе, забитом мусором, он разглядел очертания тощей девочки, которая всё ещё лежала, склонившись головой о голую землю. Мужчина заскрипел зубами и вышел на улицу. Сразу же повеяло холодом, и Линь Фан невольно вздрогнул.
Ночью устройство регулирования Ци переводили в экономный режим, и температура на свалке опускалась ниже десяти градусов, так что утром она всегда серебрилась от инея.
Линь Фан вышел во дворик и посмотрел на Маю, — девочка не шелохнулась. Как будто примёрзла к земле. Мужчина прошёл мимо неё и пошёл на шоссе. В какой-то момент, поднимаясь по ступенькам, он остановился и крикнул:
— Возвращайся домой…
— Нет! — немедленно раздался ответный крик.
Линь Фана всего передёрнуло, сперва от злости, а потом ещё раз, от холода:
— Тогда мёрзни… — прошептал он и прошёл ещё пару ступенек…
Остановился.
— Дверь открыта, можешь погреться, но ничего не трогай, — вдруг добавил мужчина и быстро побежал по лестнице…
— Как скажите мастер… Мастер, а… где у вас туа…
— На улице! — закричал Линь Фан, запрыгнул на верх лестницы и едва ли не рванул вдоль шоссе. Он бежал с минуту, пока не вымотался и его не схватилась отдышка; тогда мужчина оглянулся и, убедившись, что проклятого ребёнка больше не слышно, выпрямил спину и дальше медленным шагом пошёл по направлению, где уже разгорался, затмевая звёздное небо, город.
Линь Фан шёл к нему, сминая мягкие купюры в своём кармане.
Сегодня мужчина снова собирался навестить бордель.
7. Границы Гордости
О необходимости навещать более-менее официальные местечки для официального удовлетворения своих физических — и душевных — нужд Линь Фан понял как раз после того случая, когда на нервах, после визита к «незарегистрированному» специалисту, надумал себе болячку, после чего долго и очень целомудренно просил Су Мяо себя осмотреть. Когда же ей это надоело, и она всерьёз и как-то страшно пылая глазами предложила «осмотр», Линь Фан как будто очнулся, окстился и оказалось, что в действительности с ним всё в порядке, и что это были просто нервы.
Но с тех пор мужчина перестал подбирать девушек, — часто без определённого места проживания, что неудивительно, учитывая сколько они с него брали и на что тратили свои доходы, — на улицах и стал постоянным, хоть и не регулярным, клиентом борделя. Единственного на весь город, если это место вообще можно было назвать городом. В большинстве своём на луне-свалке проживали рабочие — мусорщики, которые занимались распределением и переработкой отходов, и их семьи. Обитали они в огромных многоэтажках, которые, несмотря на недавнюю реставрацию, всё равно напоминали бетонные муравейники. Только теперь с тут и там растущими персиковыми деревьями да газончиком, на котором валялись пивные баночки.
Кроме сереньких жилых зон было ещё несколько развлекательных кварталов, и вот они, на фоне блеклой жилой застройки, пестрели как цветы в потёртой шине. Всюду горели вывески, намазанные раствором из толчёных духовных кристаллов, по улицам сновали толпы, люди то и дело валились на землю, слишком пьяные, чтобы подняться, и тогда их тащили за ноги и сбрасывали в кучи, где пьянчуги должны были «отрезвляться» до первых лучей солнца, барахтаясь среди себе подобных.
Благо, такая печальная участь ожидала только бедняков, у кого не осталось после бурной ночки ни единого духовного кредита в кармане. У Линь Фана их тоже больше не было, однако купленное им время ещё не закончилось, а потому все прискорбные картины были спрятаны от него за двойными шторами, а шум, гам и крики улицы не пропускали к нему звуконепроницаемые стены.
Мужчина лежал на белой кровати в красной комнатке, накрытый по пояс одеялом. Рядом с ним была девушка, совершенно голая, но тоже прятавшая всё ниже пояса под белым покрывалом и прижимавшаяся внушительной грудью в белый матрас.
Спина девушки изгибалась.
У неё было милое, юное и немного пухленькое личико, немного даже миниатюрное на контрасте с её пышными формами. Волосы её, пшеничного цвета, были заплетены в короткие косички, которые овевали голову. На её губах, розоватых, без помады, сияла тусклая и ровная улыбка.
Линь Фан смотрел на облезший краешек обои в углу потолка; потом он повернулся и взглянул на девушку. Вдруг мужчина схватил её и одним движением уложил на себя: теперь её ноги извивались в его ногах, а груди соприкасались бы с его грудью, если бы между ними не протянулось белое покрывало. Достаточно дешёвое покрывало, заметил Линь Фан. Грубое.
— Ещё…? Тогда вам нужно заплатить… — промолвила девушка.
— Я на мели. Можно хотя бы полапать на сдачу? — усмехнулся Линь Фан и провёл рукой по спине девушки, нежной и мягкой, и ниже… Девушка улыбнулась.
— …Жожо, я же у тебя как постоянный клиент, так? Ты тут одна в моём вкусе… Я уже же говорил, мне приятней когда со мной на ты, — сказал Линь Фан, убрал руки с девушки и заложил их себе за голову. Она у мужчины была лёгкая, полная алкогольного дурмана.