Главное, что с её сестрой всё будет в порядке. Она была далеко. Значит, она ещё могла выжить, если мастеру хватит сил.
Тридцать первая уцепилась за эту мысль всеми фибрами своей души и закрыла глаза, отдаваясь на волю всепожирающей чёрной бездне.
И вдруг ей кто-то коснулся, а затем бездна внутри неё стала наполняться отголосками чёрной силы.
Тридцать первая немедленно открыла глаза.
И вздрогнула всем телом и душой.
Она увидела свою сестру. Белые волосы. Ясное лицо и глаза… Белые глаза, которые сияли невероятной уверенностью, которая она прежде никогда не видела. Тридцать первая так удивилась этому, именно отчаянному взгляду, что на секунду забылась. Когда же она заметила, что её стремительно наполняет тёмная сила, и что лицо её сестры покрывается трещинами, а глаза — тонкой корочкой, — её пронзила ужас.
Её сестра… Наполняла её своей энергией. Она подпитывала бездну внутри неё!
Нет… Нет! Зачем она это делает? Она безумная. Это неправильно. Всё должно быть наоборот.
Тридцать первая с ужасом ощущала, как возвращаются её жизненные силы. Ведь вместе с тем силы её сестры стремительно убывают. Вот уже трещины побежали по её телу, по рукам, даже по глазам… И несмотря на это она продолжала наполнять её силой. В её глазах, которые тридцать первая так часто видела исполненными ужаса, не было даже намёка на страх, хотя силы её таяли прямо на глазах. В них была только решимость…
Нет! Тридцать первая пыталась сопротивляться… И не могла. Она была среди сильнейших, а потому именно ей силы пожирались в первую очередь. Она не могла пошевелиться, но только смотреть за тем, как её сестра увядает.
— Стой, — проговорила она сухим голосом, когда ещё немного энергии возвратилось в её тело.
«Нет» прошептали, без всякого звуки и трескаясь, губы Сяо.
В душе тридцать первой назревала буря. Силы возвращаясь. Ещё немного, и она сможет её остановить, ещё немного и….
Щёлк.
И вдруг сознание Тридцать первой, нить, протянутая над бездной, оборвалось…
…
…
…
Фан Линь видел бурю.
Хань Цзинь расправил руки, и тут же в его сморщенное чёрное тело, на котором сверкали золотые глаза, устремились бешеные вихри чёрной силы. Её мощь стала возрастать с немыслимой быстротой. Его ногти снова вспыхнули золотистым светом. Те из них, которые были сломаны, снова стали цельными. И после этого золотое сияние стало распространяться и дальше. Оно стало покрывать пальцы старики, кисти, руки, плечи… Не смену сморщенной коши приходила белоснежная плоть, обладающая аурой яркой и золотистой.
Нужно было немедленно что-нибудь сделать.
Эта мысль мелькнула в голове Фан Линя уже после того, как он бросился вперёд и ударил. Его кулак был в нескольких сантиметрах от сморщенного лица Хань Цзи, когда перед ним вдруг появился золотистый барьер. А затем ещё один. И ещё. И ещё. У этого барьера было несколько слоёв, как у луковицы, и каждый из них был столь же, если не в разы более крепким, чем первый.
Сияние достигло лица Хань Цзи. Его сморщенные губы стали алыми, цвета вишни, и улыбнулись в бешеной улыбке.
— Глупец! Ты себе даже не представляешь истинного силу Золотого Бессмертного!
413. Вдруг
Силы Хань Цзи продолжали расти. Фан Линь и прежде сталкиваться с противниками, которые становились сильнее во время боя, но сейчас всё было совершенно иначе. С Хань Цзи происходили не просто количественные, но качественные перемены. Менялась сама природа его способностей. Словно перед Фан Линем стремительно открывалась огромная чёрная Бездны.
И в то же время в происходящем он заметил удивительный шанс. Даже не так… Вернее будет сказать, что замечание сделала его талант.
Хань Цзи был золотым бессмертным.
Прямо сейчас он стремительно возвращал свои силы.
А значит перед глазами Фан Линя разворачивалась та самая трансформация, тайну которой он пытался постичь на протяжение многих дней с тех пор, как сделался бессмертным.
Ему вспоминалось замечание в книжке Хань Цзи: «Сорвать цветок Золотого бессмертия».
Затем он пристально уставился на старика, не столько глазами, сколько своей чуйкой и душой.
Это было непросто.
Даже болезненно.
Всё равно что ощупаться лампу, которая раскаляется прямо в твоих пальцах.
И тем не менее Фан Линь смотрел не отрываясь.
Не прошло и секунды, даже малой доли секунды, и он увидел, что ничего не понимает. Силы Хань Цзи продолжали расти, но при этом он как будто медленно отрывался от реального мира. Словно ниточка за ниточкой, он вырывался себя из пространства, которое находилась в пределах понимания Фан Линя.
Сперва старик отрешился от энергии всего мира, Ци.
Затем он вырвал себя за границу законов мироздания.
Бессмертный, понимал Фан Линь, как бы обладает силой повелевать законами мироздания, потому что находится выше, чем они. Потому что последние относятся к нему с трепетом.
В это и заключается величайшая разница между древними бессмертными и культиваторами звёздного небосвода. Последние, начинали со стадии Эманации Дао, пытались как бы заместить законы бытия своей собственной волей; в свою очередь древние бессмертные старались ими повелевать.
В своё время, размышляя над тем, как ему заполучить Золотое бессмертие, Фан Линь думал, что для этого ему необходимо ещё глубже слиться с небесной волей. Не просто ей повелевать, но стать с нею одним целом. Он попробовал это сделать — и потерпел фиаско.
Каждый раз, когда мужчина старался стать одним целым с небесами, они его как будто пожирали. Ему казалось, что он растворяется в безграничной синеве мироздания. После третьей такой попытки пройтись по лезвию бритвы, Фан Линь понял, что это был неверный путь.
Но что ему тогда делать?
Мужчина долгое время размышлял над этим вопросом. У него были все зацепки. Прямо сейчас у него перед глазами настоящий золотой бессмертный обретал свою силу.
Фан Линь усмехнулся.
Если даже с таким подспорьем он не сможет ничего сделать, разве посмеет он после этого называть себя гением?..
Фан Линь усмехнулся, уставился ещё внимательнее, чувствуя, как сама душа его плавиться, как перед ним разбухает безграничное солнце и вдруг… Нечто звякнуло у него в душе. Нечто смутное, невыразимое и звенящее. Что это было? Это был первый колокольчик понимания. Это был виляющий кончик тонкой серебристой ниточки.
Фан Линь ухватился за неё с неистовой силой, он понял, он почувствовал, как сама земля приподнимается у него под ногами, нет, как целый мир трещит по швам, ибо ниточка была составной того великого полотка, которая зовётся вселенная.
Ещё совсем немного, чувствовал Фан Линь, всего несколько секунд, и он поймёт великую тайну.
У него не было этого времени.
— Умрите! — раздался безумный, похожий на звон миллиарда колоколов голос Хань Цзи, от которого затрепетали сами звёзды.
Он поднял свою руку, уже не старую и сморщенную, но покрытую нежной и белой как у ребёнка кожей, и золотых волны стали распространяться по вселенной.
Фан Линь немедленно пришёл в себя, бросился вперёд и нанёс удар. Его кулак врезался в золотистый барьер, который появился перед Хань Цзи, и оставил на нём глубокую трещину.
Затем раздался звон. В барьер ударил ослепительный синий свет. Мая махнула мечом — барьер треснул, но сразу за ним появился ещё один. В него вонзились мириады чёрных драконов — это был Тан Лунь. Наконец вспыхнул яркий белый свет, и силуэт меча разбил золотистую корочку…
Хань Цзи шатнулся. Сияние у него на пальце поблекло. Ослепительно светлая кожа снова сделалась сморщенной и чёрной, как древесная кора. В глазах старика появился яростный блеск — но это была вовсе не безумная ярость, но лишь лёгкое раздражение.
— Поганые твари… Глупы! Вы думаете меня остановить? Ещё! Ещё! — и снова тысячи тонких струек устремились в его тело. Некоторые из них исходили от тёмного воинства — другие быстрой рекой прямо из чёрных врат у него за спиной. И вновь казавшееся потухшим золотистое солнце вспыхнуло с новой силой.