Несмотря на глубокое убеждение, что Татьяна Юрьевна не способна так вызывающе и хладнокровно убить Павла Сергеевича, после слов Ильского мне показалось, что обвинитель справится с этим делом играючи, и никакой Джеймс Галл не спасёт Оленину от осуждения. Я посматривал на Измайлова: он был сосредоточен, но не выказывал отчаяния от создавшегося положения.
– Вы понимаете, господа, что я встретился с огромными, – Ильский развёл руки, – да, что там – гигантскими сложностями, когда мне поручили это дело. А я привык поддерживать подзащитного до конца, что бы ни случилось. Поэтому я отправился к ней в тюрьму и честно признался, что наши шансы ничтожно малы. Тогда она попросила меня обратиться к вам, господа. Не знаю, так ли всё обстоит на самом деле, но мне показалось, что Татьяна Юрьевна считает вас волшебниками.
– Но даже в этой печальной ситуации есть плюс, – Пётр Евсеевич улыбнулся, поразив меня неожиданным оптимизмом. – У Татьяны Юрьевны существует тайный покровитель!..
– Вот это да! – Измайлов сел на край кресла и раздавил сигариллу в пепельнице. – И кто же?..
– Неизвестно! – Ильский пожал плечами. – Я это чувствую.
– Как же вы это чувствуете? – удивился я.
Ильский положил листы бумаги на край стола и аккуратно прихлопнул их ладонью:
– Во-первых, ни одна газета не написала об убийстве Оленина в криминальной хронике. А во-вторых, её содержат в Петропавловской крепости!
– И что здесь хорошего? – пришла моя очередь пожимать плечами. – Крепость – самая надёжная тюрьма Империи.
– Молодой человек, – Ильский чуть наклонил голову, – в Петропавловской крепости есть разные заключённые. И только там люди, имеющие средства, могут заказать себе в камеру обед из «Тройки». Татьяна Юрьевна содержится в одной из привилегированных частей тюрьмы.
– Точно подмечено! Прекрасная работа, Пётр Евсеич, – Измайлов вскочил с кресла и принялся прохаживаться по комнате, потирая пальцами бороду с тонкой вертикальной полоской седины. Хералд следил за движениями хозяина круглыми совиными глазами.
Мне же было непонятно, как два здравомыслящих и опытных в житейских делах человека могут сохранять спокойствие духа, когда мне хотелось крикнуть: «Это – безумие! Что тут можно сделать?..» Однако я благоразумно промолчал, зная, что Измайлов умеет вытащить кролика из только что купленной в магазине шляпы.
Лев Николаевич вдруг остановился, взял в охапку Хералда и сел обратно в кресло, усадив кота на колени. Самое поразительное, что своенравный кот даже не пикнул; он устроился поудобнее и воззрился на Ильского.
– Вы знаете, Пётр Евсеич, – начал задумчиво Измайлов, неторопливо поглаживая Хералда, – я вспомнил, что я о вас слышал. Точнее – читал. В одной из газет, которые я выписываю, была небольшая заметка о том, что вы взялись защищать одного рабочего. Он в своё время напился, подрался и случайно убил товарища по хмельному загулу. Драчун отсидел положенное, вернулся, а через год убил жену. Так все думали. Его нашли в стельку пьяным, плачущим возле тела забитой до смерти женщины. Пропали деньги, и обвинение доказывало, что жена прятала от пьянчуги средства к существованию семьи.
Не знаю почему, но вы поверили обвиняемому и защищали его до конца. Но присяжных вам убедить не удалось, – рабочий получил семь лет каторги. Вы подали апелляцию, хотя вас отговаривали, а через день после приговора был схвачен матёрый уголовник, сознавшийся в этом преступлении.
– Может быть, вы отгадаете, дорогой Михаил, почему старый разбойник сознался? – Лев Николаевич сделал паузу. – Его обвинили в убийстве полицейского, а за это можно угодить на виселицу. Уголовник решил сознаться в меньшем преступлении и открыл своё «алиби» на время смерти городового.
Ильский нервно усмехнулся:
– Вы преподнесли это так, словно я совершил геройский поступок.
– Так и было на самом деле, – откликнулся Измайлов. – Ведь вы не бросили своего подзащитного, хотя он и не мог вас щедро отблагодарить.
Признаться, я тоже был впечатлён благородством адвоката. Пусть внешне он не походил на Джеймса Галла, но не уступал ему в душевных качествах. Хералд, не издав ни звука, спрыгнул с хозяйских коленей и забрался на ручку кресла Ильского, прижавшись к его руке.
– Хороший котик, – Пётр Евсеевич осторожно погладил кота и слабо улыбнулся.
Всё же я не вынес не подходящей к месту идиллии и громко вопросил:
– Что нам делать? Разве можно спасти Оленину?
– «Una furtiva lagrima» – тихонько пропел Лев Николаевич и посмотрел прямо мне в глаза:
– Мой дорогой друг, вы неправильно ставите вопрос. А правильно будет так:
«Как нам спасти Оленину и её честное имя?» – Он вдруг оживился и будто принялся читать лекцию.
Ильский тоже не зевал: он схватил со стола перо, макнул в стоящий поблизости чернильный прибор и принялся записывать прямо на своих листках, благо там ещё оставалось свободное место.
Измайлов же был во власти вдохновения:
– Во-первых, мы должны встретиться с Татьяной Юрьевной. Я прошу вас, Пётр Евсеич, это устроить.
– Во-вторых, мы втроём навестим дом Олениных и осмотрим помещение на правах официальных защитников хозяйки.
– В-третьих, мы с Михаилом Ивановичем поговорим с одним знакомым полицейским чином. (Измайлов подмигнул мне, и я понял, что он говорит о Егоре Федотыче Кудасове* из столичного полицейского управления).
– В-четвёртых, мы добудем точные сведения о лекарствах, которые были назначены доктором Рейлем и получены по рецепту в аптеке.
– В-пятых, посетим артель посыльных и посмотрим подпись отправившего письмо.
Далее будем действовать по обстоятельствам.
Пётр Евсеевич вскочил, воодушевлённый грядущими планами, и заявил, что отправляется домой готовить официальный запрос для предоставления свидания с подзащитной. Оказалось, что нас ждёт ещё один неприятный сюрприз: судебное заседание по делу Олениных должно состояться через неделю, в понедельник. Это означало, что осталось критически мало времени. Ильский вновь поблагодарил нас за приятное общество, вкуснейший завтрак и попросил как-нибудь ещё навестить нашу квартиру, чтобы полюбоваться на «Рассвет» Моне.
Расстались мы как старые знакомые; Хералд на прощание потёрся о ноги Ильского, чем вконец его растрогал.
Настроение моё приподнялось, и мне показалось, что двигаясь по пунктам, указанным Измайловым, нам действительно удастся найти ниточку для оправдания Татьяны Юрьевны в этом нелепом, на мой взгляд, обвинении.
– Дорогой Михаил, – услышал я голос Льва Николаевича, – посмотрите, пожалуйста, статьи о непреднамеренном убийстве, убийстве по неосторожности и всё о семейном праве, – нам необходимо быть во всеоружии.
Я обернулся:
– Так вы не поверили, что я утром занимался?..
Улыбнувшись, Измайлов покачал головой. Мне показалось, что он сделал это точь-в-точь, как моя маменька.