Выбрать главу

   – Будьте любезны, ваши вещи.

   Ильский, видимо, был хорошо знаком с распорядком и открыл свой портфель с бумагами, состоящий из трёх отделений. Лев Николаевич предъявил небольшой саквояж, внутренность которого мне не удалось разглядеть.

   – Хорошо,  – уронил офицер после осмотра, и я успокоился, что он так и не проверил начинку измайловской трости.

   В комнате плавала странная смесь запахов. От нечего делать я попытался угадать её состав. Здесь, несомненно, присутствовал густой запах свеженачищенных сапог, довольно резкий тон дезинфицирующего средства и уютный дух горящих дров. Немного согревшись, я уже не так мрачно воспринимал свой первый визит в тюрьму, хотя скорая встреча с Татьяной Юрьевной несколько будоражила меня. Ильский невозмутимо проверял свои бумаги и приготовил карандаш, Лев Николаевич поглаживал седую полоску на бороде, а Янычар стоял недвижно, словно в помещении никого не было.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

   Входная дверь отворилась, и внутрь шагнул караульный:

   – Арестованная доставлена, вашблагородие!

   – Ввести, – скомандовал офицер.

   – Заводи, – откликнулся караульный, и в проходе показалась Оленина, а за ней маячила фигура конвойного.

   – Добрый день, господа! – сказала она своим ясным голосом и улыбнулась с такой милой непринуждённостью, как будто встретила нас в гостиной.

   Мы втроём встали, причём я, кажется, сделал это чересчур резво, и, когда она приблизилась, по очереди поцеловали её руку без перчатки. В этом помещении естественная вежливость казалась чем-то странным и чуждым.

   – Присаживайтесь здесь, госпожа Оленина, – таким же ровным голосом произнёс Янычар, указывая на лавку, стоящую спинкой к выходу. – У вас будет достаточно времени для беседы, господа, но прошу не злоупотреблять нашим гостеприимством.

   Последнее слово прозвучало ещё более нелепо, чем все наши церемонии вместе взятые, поэтому мы трое только кивнули в ответ. Караульный вышел за дверь, а Янычар подошёл к стоящему у стула конвойному и, не обращая внимания на нас, начальственным резким тоном втолковал солдату:

    – Разговору не мешать. Все передачи в моём личном присутствии. Стоять здесь (он ткнул пальцем в место у стены, где арестованная оказывалась слева от охранника, а наше трио – справа). Остальное – по уставу. Ясно?

   – Так точно – ясно, ваше благородие! – отозвался высокий блондин ломким, но твёрдым голосом.

   – Я не прощаюсь, господа, – произнёс Янычар и, оглушительно щёлкнув каблуками, покинул помещение.

   Мы услышали, как конвойный выдохнул после ухода начальства и встал точно на место, указанное офицером. Он лишь повёл немного кадыковатой шеей и замер, словно проглотил аршин.

Допрос

   На Татьяну Юрьевну было больно смотреть: она не только осунулась, что можно объяснить отсутствием в тюрьме косметики и свежего воздуха, но и слегка похудела. Под её глазами виднелись голубые тени, а пушистые каштановые волосы, казалось, утратили свой блеск. Чёрное платье, чёрная лента в причёске и серая шерстяная шаль на плечах – от яркого образа некогда блистательной госпожи Олениной как будто почти ничего не осталось… Однако и здесь её длинные ресницы и мягка смена выражений лица продолжали притягивать взгляд.

   – Душевно благодарю вас, Пётр Евсеевич, за то, что вы уговорили наших друзей принять участие в моей судьбе.

   – Я, собственно, не уговаривал, – повёл ладонью Ильский. – Наши друзья сразу пошли нам навстречу.

   Теперь её грустная улыбка предназначалась нам:

   – Вы так любезны, господа. Я – в ужасном положении…

   Лев Николаевич сразу перехватил инициативу:

   – Татьяна Юрьевна, мы выберем необходимую тактику, чтобы вызволить вас отсюда, но мне нужны подробности из первых рук.

   Оленина переплела пальцы и села очень прямо, как на уроке:

   – Я всё понимаю, задавайте вопросы.

   К моему удивлению Измайлов ответил ей улыбкой светского льва:

   – Не будем следовать протоколу. Не сочтите за праздное любопытство: как вы себя здесь чувствуете?..

   Татьяна Юрьевна слегка смешалась, но потом благодарно улыбнулась:

   – Если вы – о здоровье, то всё в порядке: камера у меня сухая и тёплая, хотя света мало даже днём. Моё безделье в первые дни было довольно тягостным, но потом разрешили брать книги в тюремной библиотеке. Здесь она неплохая, – наследство прежних сидельцев, – однако на мой вкус – слишком «мужская». Еду заказываю в городе – мне разрешают за деньги. Сегодня на обед принесли котлеты по-киевски с гречневой жареной кашей. Это моё любимое блюдо.