– Ловко! – воскликнул я, не в силах сдержать эмоций. Умница Джеймс Галл, несомненно, стал моим кумиром. Растревоженный Хералд сурово посмотрел на меня из-под бровей, но тут нас обоих отвлёк стук в дверь.
– Пожалте завтракать, Михаил Иваныч! – сказала дверь голосом Данилы, и мы с Хералдом немедленно заключили перемирие.
Bridgewood* (англ.) – деревянный мост.
Mercy** (англ.) – милосердие.
Визит адвоката
Чтобы попасть из моей комнаты в столовую, необходимо спуститься по великолепной лестнице, созданной в стиле либерти. В ней нет ни одного прямого угла; даже края ступенек выполнены в форме гребня волны – именно то, что по душе хозяину квартиры на Миллионной 15 в стольном городе Санкт-Петербурге. Лев Николаевич Измайлов – оригинал не только в художественных пристрастиях, но и в профессиональных: он занимается частными расследованиями, а иногда и помогает в рискованных жизненных ситуациях тем, кто нуждается в его услугах.
Колоритный казак Данила выполняет в нашем доме обязанности слуги, дворецкого, камердинера и оруженосца Льва Николаевича, который предпочитает называть его по-военному денщиком. Хозяйством и приготовлением еды занимается Арина – кухарка-волшебница и заветная симпатия Данилы. Моё появление во владениях Измайлова связано с неожиданным предложением хозяина совместно расследовать загадочное убийство моего дядюшки Феликса*. В результате я приобрёл друга-наставника, немалую сумму денег и прекрасную комнату, где можно жить и учить «Римское право», чтобы впоследствии стать известным адвокатом по уголовным делам. Время от времени я мечтаю, что вновь помогу Льву Николаевичу раскрыть тайну убийства или отыскать украденные сокровища.
У подножия лестницы наши с Хералдом пути разошлись: он отправился на кухню инспектировать содержимое миски, а меня в столовой ждала встреча с моим другом и вкусными сюрпризами от Арины. У нас с котом давно вошло в привычку принюхиваться ещё на верхних ступенях лестницы.
Косые лучи осеннего солнца проникали в окно, тёплыми озерцами разливаясь по белой пустыне накрахмаленной скатерти. Всё располагало и манило к себе: негромкий звон столовых приборов, расторопные движения Арины, подрагивание газеты «Новое время», скрывавшей Льва Николаевича. Он был в своей любимой домашней одежде: пунцовой шёлковой рубахе, свободных штанах и в русских сапогах. При моём появлении Измайлов отбросил газету на стул, и лицо его просияло улыбкой:
– Доброе утро, дорогой Михаил. Видно, я разучился наслаждаться завтраком в одиночестве: без хорошей компании и кусок в горло не лезет. Как ваши успехи на научном поприще? – его бороду рассекала полоска седины, и он принялся её поглаживать, лукаво глядя на меня.
Мне было совестно сознаваться в своём блаженном безделье, и я, одёрнув жилетку, пробормотал в ответ что-то маловразумительное, вроде: «Прекрасное утро учёбе не помеха».
– «Всякий обыватель да потрудится; потрудившись же, да вкусит отдохновение», - благодушно процитировал Лев Николаевич, из чего я понял, что за свои утренние достижения мне полагается день работы в угольной шахте. – А завтрак сегодня отменный! – добавил он так, чтобы его услышала покрасневшая от удовольствия Арина. На столе уже красовались розовая варёная ветчина с горошком, тартинки с маслом и румяный грибной пирог с хрустящей корочкой.
Приступая к пиршеству, Лев Николаевич весело подмигнул мне и прошептал:
- Нам исключительно повезло с кухаркой, дорогой Михаил. Возможно, вы не заметили, но у Арины сегодня не самый лучший день: она, можно сказать, не в ударе. Однако на качестве стола это совершенно не отразилось.
Я удивлённо поднял брови:
– Но отчего ж вы решили, что Арина сегодня не в духе?
– Обычно, накрывая на стол, она напевает что-то себе под нос, а сейчас её совсем не слышно; ну, просто не Арина, а мышка-норушка какая-то! Кроме того, она забыла положить вам салфетку. – Он улыбнулся мне и взял тартинку.
– Что ж, пожалуй, это действительно страшный проступок, – весело откликнулся я, – но за сегодняшний стол Арине можно простить любые преступления. (Мои грехи перед правом древних римлян были гораздо страшнее.)
Осторожный скрип двери оборвал нашу беседу, и появившийся на пороге сумрачный Данила объявил со своим знаменитым южнорусским «г»:
– Ваше благородие, до вас пришли.
Мы переглянулись: гостей сегодня никто не ждал.
– Кто там, Данила?
– Господин присяжный поверенный. Фамилия Ильский, а зовут Пётр Евсеич.
– Я что-то слышал о нём любопытное, – задумался Измайлов. – Ну что ж, проси.
Мысленно я всё ещё не расстался с героями английского детектива и потому ожидал увидеть кого-то вроде блистательного Джеймса Галла, то есть, человека молодого и пышущего энергией.
К моему разочарованию, в столовую вошёл маленький, неприметный человек лет сорока пяти, с жидковатыми волосами, широким крупным носом и грубоватыми чертами лица. Правда, его глубоко посаженные глаза светились живым блеском, а на высоком лбу не было и следа морщин.
– Добрый день, господа, – визитёр плавно наклонил голову, – позвольте отрекомендоваться: Петр Евсеевич Ильский. – Он запнулся, разглядывая обеденный стол. – Я, кажется, не к месту, господа… Я подожду, конечно…
– Вот уж глупости, Пётр Евсеич, – решительно прервал гостя Измайлов и широким жестом указал на свободный стул. – Откушайте с нами, чем Бог послал; вы, верно, голодны. А это – мой друг и коллега Михаил Иванович Гальский.
Ильский с чувством пожал мне руку:
– Весьма, весьма рад!
Потом снова взглянул на стол и невольно сглотнул:
– Премного благодарен, не откажусь. – Он оглянулся, размышляя, куда бы положить портфель с бумагами, но Данила уже протягивал к нему руки.
За столом я с любопытством наблюдал за поверенным: он ел с аппетитом, и, без сомнения, был восхищён гастрономическими талантами Арины. Все его движения казались ловкими и отточенными, как у опытного фехтовальщика.
– Очень рады знакомству, – подал голос Лев Николаевич. – Насколько я понимаю, вы пришли ко мне по делу?
– О, да, конечно, – встрепенулся адвокат. – Суд выбрал меня для защиты интересов Татьяны Юрьевны Олениной. А она настояла на том, чтобы я обратился к вам.
Конечно, мы со Львом Николаевичем сразу вспомнили эту даму, и оба с недоумением воззрились на Ильского.
– А что стряслось у Татьяны Юрьевны: страховое мошенничество или, может – кража?
– Нет, что вы, – замотал головой Пётр Евсеич, одним махом отрезая пластинку сочной ветчины. – Убийство. Убийство собственного мужа. Я ведь поверенный по уголовным делам.