Гастрономическая тема, кажется, отвлекла нашу даму от суровой действительности, и она устроилась на лавке свободнее, положив одну руку на спинку, а другую – на стол. Ильский уже держал в руке карандаш, готовый записать беседу.
Лев Николаевич бросил хмурый взгляд в сторону конвоира и приступил к деликатной теме:
– Вы должны понимать, что в нашем разговоре мне придётся касаться вещей очень интимного свойства. Расскажите, пожалуйста, о ваших отношениях с мужем.
Оленина вздохнула, опустив ресницы, но отозвалась без колебаний:
– Я вышла замуж почти сразу после окончания Смольного института. Тогда мною владела девичья романтика, и успехи в институте вселяли надежду заняться чем-нибудь серьёзным. Но мой отец потерпел полное фиаско в пароходном деле, и только выгодное замужество могло спасти нашу семью от разорения. Впрочем, Павел Сергеевич в то время казался мне приятным, надёжным человеком: он красиво ухаживал, не скупился на подарки и, похоже, задался целью сделать меня счастливой. Правда, у него отсутствовало чувство юмора, – он не понимал шуток, но ведь супружеская жизнь создана не для развлечений…
Оленин оплатил папенькины долги, и мы сыграли свадьбу. С самого начала он признался мне, что брак для него – способ иметь наследника. Его года требовали (так он сам выражался) сына, которому он мог бы передать наследство и некоторые финансовые навыки. Что ж: быть матерью – прекрасное занятие для замужней женщины, но шло время, а беременность не наступала. По настоянию мужа я обратилась к известному врачу, хотя и жутко боялась, что тот скажет, что я бесплодна, – неизвестно, как бы отреагировал на это известие Оленин. Доктор долго меня обследовал, а затем сказал, что мой организм в порядке. Он предложил сделать анализы мужу, но тот решил немного подождать. Прошёл год, и он, наконец, решился.
Диагноз был сокрушительным: Павел Сергеевич из-за какой-то болезни, перенесённой в детстве, не мог иметь детей. Сперва он тяжело переживал этот удар, потом, вроде смирился. Но прошло время, и его стала одолевать ревность.
– Были какие-то поводы? – бесцеремонно спросил Измайлов.
Татьяна Юрьевна покраснела и тихо сказала:
– Нет. Я продолжала держаться в обществе, как прежде, но вы слышали, что у мужа есть друг Смородин. Вот он подстрекал его за моей спиной. Смородин – старый прожжённый ловелас: он сам ведёт свободный образ жизни и любит хвалиться своими амурными победами перед знакомыми. Однажды он стал уделять мне слишком навязчивые знаки внимания, и я довольно грубо отвергла его ухаживания, – с тех пор, я думаю, он иногда наговаривал на меня мужу.
– Но вы же могли объясниться, – не смог промолчать я.
Оленина скорчила прелестную гримаску:
– «Мужская дружба» в некоторых кругах считается высшим уровнем доверия. Я как-то попыталась об этом поговорить, но муж только разозлился: он свято верил в непогрешимость «настоящего друга», а я для него была всего лишь женой, которая так и не подарила ему наследника.
Мне пришлось избегать прямых конфликтов со Смородиным, но выгнать из дома я его не могла. Вот и вся моя семейная жизнь: скрытая война с «верным другом» мужа.
– Что из себя представляет Константин Оленин – кузен вашего мужа?...
Она задумалась:
– У него есть какие-то дела с братом, но при мне их не обсуждали. Выглядит молодо и ведёт себя, как юнец, хотя и старше меня. Однако я замечала: когда никто не обращает на него внимания, он как будто изучает присутствующих, наблюдает за ними…
– А что ваш отец? – продолжил Измайлов.
– Отец? Отца я люблю, но он далеко – в Вологде. Муж спас его от долговой ямы, и мы ему по гроб обязаны… – Оленина спохватилась. – Простите, я не хотела. Пока я сидела здесь, мужа похоронили без меня. Вот так.
Её лицо затуманило облачко грусти. Мне вдруг захотелось коснуться этих нервно сплетённых пальцев, вынуть из них невольную дрожь.
– Это вы убили мужа? – внезапный вопрос Измайлова прозвучал, как удар хлыста.
– Господь с вами! – Татьяна Юрьевна отшатнулась от него и перекрестилась, её лицо вспыхнуло.
Мы с Ильским с негодованием воззрились на Измайлова, потрясённые его бестактностью.