Я подошёл ближе к картине и встал напротив, попутно заметив, что все присутствующие смотрят на меня. Вам наверняка знаком оптический эффект, при котором портрет «следит» за вами взглядом, даже если поменять угол обзора. Здесь было не так: сбоку зритель видел только испуганного человека, рассматривающего ладонь с бордовыми пятнами; если же он вставал напротив картины, изображённый на ней персонаж поверх пальцев смотрел прямо ему в глаза. И так натурально запечатлённый на картине ужас передавался зрителю.
– Иуда проклятый, – услышал я глухой голос Марфы и, обернувшись, увидел, что она крестится. – Слышали мы всякое худое про него, а Павел Сергеевич, царствие ему небесное, всё говорил: «Дураки вы тёмные! Это же – сам великий Брюллов». А только мы с Климом сюда лишний раз не ходим: Иуда он и нарисованный – Иуда.
Клим судорожно кивнул головой, отчего огонь свечей на канделябре тревожно заплясал, а я вспомнил, как Татьяна Юрьевна рассказывала на скачках про эту картину и про какую-то нехорошую предысторию.
– Нечего говорить, – подал голос Лев Николаевич, – написано мастерски: изумленный взгляд и кровь на руках, изобличающая предателя. А манеру вы заметили, дорогой Михаил? С виду – традиционное изображение евангелических персонажей в эпоху Возрождения – цвета, одежда, положение на холсте, – но тело выписано с пугающей точностью и естественной мимикой. А луна словно изнутри освещает лицо и пальцы, чтобы именно они привлекали наше внимание.
Ильский уже стоял рядом со мной, и было видно, как взгляд Иуды Искариота притягивает и одновременно отталкивает его. Он встряхнул головой, будто избавляясь от наваждения, и поспешно отошёл от картины к окну. Вспомнив слова Марфы, я невольно подумал, не лежит ли на этой картине печать настоящего проклятья, которое и свело в могилу хозяина квартиры?..
Когда мы покидали библиотеку, я обратился к Измайлову так, чтобы не слышала прислуга:
– Лев Николаевич, вы знаете, что искать?
– Понятия не имею, – простосердечно признался он. – Но если я что-нибудь обнаружу, вы это заметите без моей подсказки.
Мне оставалось только вздохнуть…
Следующие далее по коридору комнаты были заперты, и нам пришлось подождать, пока Марфа звенела ключами. Кабинет хозяина произвёл на меня впечатление рабочего места какого-нибудь начальника отделения, только давно покинутого. Обстановка выглядела по-спартански пресной: высокий книжный шкаф, бюро, обтянутое зелёным сукном с письменными приборами, два стула и кресло в стиле ампир. Удивительно, что обыкновенный порядок в комнате совершенно лишал её индивидуальности. Единственный предмет, который сразу обращал на себя внимание – стоящий справа от бюро секретер из вишнёвого дерева со множеством ящичков – больших и маленьких. Сверху лежали два справочника по экономике и банковскому делу.
Измайлов повернулся к Марфе:
– Здесь Павел Сергеевич хранил документы?..
Я заметил, как она покраснела и принялась говорить чуть быстрее, чем обычно:
– Да, но заглядывать в него нельзя!
– А кто заглядывал в него после смерти Павла Сергеевича?
Марфа помедлила и с неохотой сказала:
– Полицейские и Константин Андреевич.
Затем запальчиво добавила:
– Но он имеет право. Как брат и распорядитель.
– Имеет-имеет, – кивнул Измайлов задумчиво.
Я шагнул к нему и заговорил вполголоса:
– Марфа странно взволнована: а вдруг внутри есть какие-то секреты?
Мой друг покачал головой:
– Возможные улики против Татьяны Юрьевны, без сомнения, забрала бы полиция, а секреты, связанные с братьями Олениными, давно захватил бы с собой Константин Андреевич.
Он приподнял справочники и обнаружил под ними чистый листок. В верхней части его в художественной шапке виньеток было напечатано: «Сибирскiй Торговый Банкъ». Марфа вся вытянулась, видимо желая возразить против самоуправства гостя, но Измайлов положил лист на прежнее место.
После безликого кабинета Оленина нас встретила комната хозяйки, где, несмотря на спрятанные в чехлы стулья и банкетку, наконец можно было ощутить отдалённое присутствие человека. Тут стояли большое зеркало, ширма с японскими драконами и затейливое трюмо в стиле либерти. Обшитые светло-зелёным шёлком стены придавали комнатке уютный вид. Но главное: я уловил знакомый запах травяных духов. Впрочем, Измайлов без всякого интереса осмотрел «дамскую»: видимо он не верил, что здесь можно найти что-то полезное.