События понедельника, видимо, сильно повлияли на моё состояние: под утро следующего дня мне приснился престранный сон. Я вновь очутился в осиротевшей квартире Олениных, в мрачной библиотеке. Первым моим порывом было уйти, но я против воли оказался рядом с портретом Иуды. Когда мои глаза остановились на его лице, Иуда повернул запятнанную руку ладонью ко мне и спросил: «Разве это кровь? Это же краска». А потом – улыбнулся, и отсвет улыбки на узких губах показался мне особенно страшным.
В испуге я отшатнулся от картины и воскликнул: «Вы видели, как Иуда на портрете повернул руку?» Рядом со мной стоял владелец картинной галереи Тихон Борисович Гарелин. Он с улыбкой принялся успокаивать меня: «Михаил Иванович, герои картин не могут менять положение. Это ведь – живопись, а не «волшебные картинки»**. И правда: портрет снова выглядел, как прежде. Направляясь к выходу из библиотеки, я не выдержал и обернулся: Иуда не улыбался, но опять показывал мне ладонь. На ней виднелись кровавые потёки.
В это мгновение стук в дверь и громкий голос Данилы выдернули меня из сна: пора было вставать. С раннего утра и до самого вечера меня ожидали лекции в университете, поэтому во вторник все приключения выпали на долю Льва Николаевича. Мне же оставалось только прилежно учиться и терпеть до вечерних новостей. Результат превзошёл мои ожидания.
Возвратившись из университета, я узнал от Измайлова, что к ужину будет гость. Мы решили скоротать время в гостиной, перехватив пару бутербродов с мясом вальдшнепов под аперитив «Lillet» с долькой апельсина на краю бокала. Я с нетерпением ждал разъяснений, что сегодня удалось узнать моему другу, кто придёт на ужин, и что за приятный сюрприз для меня приготовлен.
Лев Николаевич раскурил сигариллу и, когда ароматный дым достиг потолка, начал рассказ. От Ильского он узнал адрес артели, откуда посыльный доставил письмо, убившее Оленина. Там его вежливо выслушали, но сообщили, что полиция временно конфисковала книгу записи клиентов, отчего одному из артельщиков пришлось переписывать добрых десять страниц книги. Жалобы на тяжёлую долю приказчика не оставляли сомнения, что перед Львом Николаевичем стоит жертва переписи собственной персоной.
Потерпев неудачу, Измайлов заглянул в аптеку, где Оленины покупали лекарства, и приобрёл разноцветную коробочку с мятными пастилками. Ничего необычного в аптеке не нашлось, кроме объявления «Средства для усовъ «Усатина Перу» въ продажѣ нѣтъ!» и необыкновенно усатого провизора в очках.
Следующим адресом в списке числилось здание Петербургской сыскной полиции, что на Офицерской улице. Лев Николаевич отправился туда, чтобы поговорить с нашим знакомым полицейским чином – Егором Федотычем Кудасовым.
– Мы встретились в отдельном кабинете Егора Федотыча, – рассказывал Измайлов, – и я сообщил ему, что интересуюсь Татьяной Юрьевной Олениной, женщиной, обвиняемой в отравлении мужа, и пребывающей перед судом в Петропавловской крепости. Кудасов пожевал губами, но никак не отреагировал на фамилию. Тогда я деликатно напомнил, что летом помог ему с раскрытием убийства и отысканием пропавшего стилета***, и попросил по старой дружбе намекнуть, кто из полиции может покровительствовать Олениной?
– Каковы причины вашего интереса? – холодно поинтересовался Кудасов.
– Я помогаю адвокату Татьяны Юрьевны спасти её от каторги.
– Кто вам сказал, что у неё есть покровитель?
– Моя интуиция, – ответил я. – Ни одна газета не написала в криминальной хронике о смерти Оленина. Кроме того: заключённая содержится в одной из лучших камер Арестантского дома, хотя она не принадлежит к придворным кругам и не может похвастаться всероссийской известностью.
Егор Федотыч повёл себя довольно странно: он встал из-за стола и некоторое время в раздумьи блуждал по кабинету, как секундная стрелка по глади циферблата. Потом нахмурился и обратился ко мне вполголоса:
– Я ценю вашу помощь, Лев Николаевич, и не забываю добра: хорошие знакомые всегда поддержат друг друга. Вы коснулись довольно щекотливой для меня темы, но, зная, что у вас чистые намерения… – Егор Федотыч помолчал, а затем продолжил:
– Не могли бы вы пригласить меня сегодня на ужин?..
– С удовольствием, – откликнулся я. – На ужин будет осётр, фаршированный грибами под соусом бешамель и пирожки из телячьих мозгов в кляре.
– Отлично. Мне не хотелось бы делиться тайными сведениями на рабочем месте или в присутствии Амалии Борисовны****.