Измайлов допил аперитив, поставил пустой бокал на столик и закончил:
– Теперь, дорогой Михаил, вы знаете, кого мы скоро увидим.
Недалеко от Сыскной полиции мой друг встретился с Петром Евсеевичем Ильским, который принёс невесёлые известия: ему не удалось узнать, сколько порошков с лекарствами осталось в каждом пакете после смерти Оленина. Оказалось, что виновата процедура передачи дела в суд: полиция отдала материалы судейским, а те решили заново провести экспертизу всех порошков. Ильский попытался найти ответ в судебных инстанциях, но выяснилось, что все лекарства сейчас находятся у экспертов, а результаты полицейского расследования нельзя сообщать из-за «неопределённости ситуации»
– «Неопределённости ситуации»! – возмущался Ильский. – До суда меньше недели, а у них в голове сплошная неопределённость! Чёртовы бюрократы!
Лев Николаевич попросил адвоката затребовать копии подписи «Оленина» из книги артели посыльных и организовать новую встречу с Татьяной Юрьевной в пятницу, за два дня перед судом. На этом и расстались.
– А теперь, Михаил Иванович, – торжественно заявил Измайлов, – мы переходим к сюрпризу, который я обещал.
Меня сразу охватило волнение, хотя давно прошли те времена, когда я, затаив дыхание, получал спрятанные под обёрткой подарки.
– Мы с Петром Евсеичем обсудили ситуацию и решили, что вы выступите на суде его помощником.
Такого поворота я никак не ожидал:
– Но я ещё не окончил университет и не получил лицензию!..
– Это мы как-нибудь переживём, – улыбнулся Измайлов. – Обвинителем по нашему делу назначен Штолле.
Удары сыпались со всех сторон: мне было известно, что, несмотря на строгую немецкую фамилию, Штолле – хитрый, изворотливый обвинитель «с подходцами». Значит, он будет не только нападать, но и запутывать и запугивать свидетелей защиты. А Пётр Евсеевич – классический образец адвоката, который использует только честные приёмы. Радость и надежда на подарок судьбы сменились жестоким разочарованием: какой же это «приятный сюрприз»?!
– Ничего-ничего, – как ни в чём не бывало продолжил Измайлов, – вы будете помощником, а я – консультантом Петра Евсеевича. Есть у вас в университете крепкий наставник по уголовному праву?
– Да, – мой голос звучал совсем уныло, – Николай Трофимович Гремин.
– Вот. Обратитесь к нему за помощью. Пусть он даст вам хотя бы пару дельных советов, как воевать с такими коварными типами, как Штолле.
– Попробую, – отозвался я без всякого энтузиазма. – А после встречи с Ильским вы больше нигде не были?
– Был, – вздохнул Измайлов. – Зашёл на Невском в здание Сибирского Торгового Банка. (Сразу вспомнилось, как в квартире Олениных обнаружился листок с виньеткой этого банка). Я нашёл администратора и объяснил ему, что мне нужен Павел Сергеевич Оленин. Тот с сожалением известил, что Павел Сергеевич по личным причинам не может сейчас встретиться со мной, но в отделе ссуд работает опытный руководитель – господин Кислов, и он будет чрезвычайно рад ссудить мне нужную сумму. Я вежливо отказался от услуг господина Кислова и ушёл.
– Что вы искали? – спросил я.
– Понимаете, Михаил, чтобы найти причины для убийства, нужно хорошенько изучить личность и биографию жертвы: именно там чаще всего и бывают настоящие зацепки. Но… кроме того, что он работал в департаменте ссуд, мне в настоящее время известно немного.
– Вы могли бы обратиться к Константину Андреевичу Оленину: он, кажется, имел с покойным какие-то дела.
– Вот это и плохо: мне нужно узнать подробности этих дел, не посвящая заинтересованного человека. Кроме того: наверняка он положил глаз на наследство брата, – вы должны были догадаться об этом вчера. (Лев Николаевич был прав: нельзя возможному убийце показывать наши изыскания). К сожалению, неудачи мешают мозаике сложиться в картину…
Пока я задумчиво жевал дольку апельсина, мне вспомнился утренний сон: картина! За завтраком я не решился упомянуть о ней, считая, что ночные страхи никого не интересуют. Однако, я вспомнил, кто посетил мой кошмар.
– Лев Николаевич. Помните, на скачках мы видели Гарелина?
– Вы думаете? – пробормотал Измайлов. – Он же ничего не знает о банковских делах… Впрочем, всякое бывает: он - наша единственная зацепка. – Взгляд его просветлел. – Видите, дорогой Михаил, что бывает, когда встречаются два блестящих ума!
Вряд ли комплимент можно было отнести ко мне: я всего лишь припомнил странный сон, но разубеждать своего друга не собирался.