– Если то, что ты сказал – правда, не лучше ли сразу отказаться? – он посмотрел мне в глаза.
Я нервно усмехнулся:
– Мне казалось, что ты порадуешься за меня… (Красноречивое молчание). Но, раз так, – ты должен понимать, что это мой шанс, который не выпадет в ближайшие годы.
– Понимаешь, я говорю не из зависти: ты мне нравишься, Гальский. – воскликнул он горячо. – Но зачем тебе такая ноша? Мы этим летом вместе поступали в университет. Этим летом!.. У тебя нет никакого опыта, присяжные и судья будут относиться к тебе, как к школяру. Ещё хорошо, если адвокат выиграет дело, но как ты перенесёшь полный провал? Представь, что твою подзащитную уведут у тебя на глазах на каторгу. И – Штолле… Он – чудовище, он может унизить тебя.
Самое страшное, что Андрей озвучил мои собственные страхи. Мне очень хотелось чувствовать себя непобедимым Джеймсом Галлом – адвокатом-гением, но память ловко подсовывала воспоминания о сегодняшнем кошмаре, когда судья стучал на меня молотком и мешал думать. Насколько лучше и спокойнее было бы пойти вечером в гости и, перешучиваясь с Куницким, смотреть, как улыбается Зося. Но это было невозможно: моего присутствия на суде ждали Измайлов, Ильский, Гремин и даже ещё не знавшая о моём превращении Татьяна Юрьевна.
– «Волков бояться – в лес не ходить», – я попытался обратить всё в шутку. – Значит, будет у тебя униженный приятель.
Куницкий схватил себя за ворот и принялся теребить, как будто ему не хватало воздуха, – он делал так всегда в минуту душевного волнения:
– Я не хотел тебя обидеть, Михаил. Раз нужно – конечно. Просто я волнуюсь: этот Штолле ужасен!
Похлопав приятеля по плечу, я попытался его утешить:
– Не всё так страшно, тем более, главный в этом деле – Ильский, а про Измайлова ты и без меня знаешь: он будет сражаться даже среди развалин замка.
Куницкий покачал головой в знак согласия: он много раз слышал от меня про Измайлова и про его поразительные способности, – они с Зосей относились к моему другу, как к легенде.
– Сестра огорчится, но я желаю тебе удачи, Михаил, – сказал он мне на прощанье, и мы крепко пожали друг другу руки.
Вологодские приключения
На следующий день оказалось, что пока я досматривал сны, Измайлов вернулся утренним поездом в Петербург. Любопытство раздирало меня на части: что нового он смог раздобыть на родине Татьяны Юрьевны и сумел ли? Однако он не стал меня расталкивать ни свет, ни заря и хвалиться своими успехами, а просто тихо лёг спать, – должен же и я проявить толику терпения и сочувствия к уставшему человеку.
Во время завтрака вошёл Данила и к моей радости сообщил, что Лев Николаевич оставил мне записку. Вот, что там было:
«Дорогой Михаилъ!
Съѣздилъ не зря. Теперь мы знаемъ, что дѣлать. Разскажу при встрѣчѣ.
Измайловъ».
Справиться с разочарованием было непросто, но, в конце концов, занятия в университете должны были скоро закончиться, и мне предстояло получить новости из первых рук. Блинный торт с арахисом и бананом немного примирил меня с действительностью.
Опущу подробности нашей тёплой вечерней встречи и перейду сразу к тому моменту, когда Измайлов раскурил своего «Арнольда Андре», откинулся в кресле, любуясь аккуратными кольцами дыма и произнёс:
– Вы помните, Михаил, как мы гуляли по перрону в ожидании отправления поезда?
– Конечно, помню: мы успели пройти весь состав и вернуться к вашему вагону, пока вы рассказывали, отчего у вологодского масла такой необыкновенный ореховый привкус.
– Да. Я должен извиниться, поскольку с моей стороны это была небольшая уловка.
Он удивил меня:
– Вы хотите сказать, что вологодское масло не имеет орехового привкуса?
– Нет, здесь всё честно: я даже привёз немного масла с собой, так что вы сможете убедиться в этом собственноязычно, если так можно выразиться. Но пока мы с вами беседовали, я прислушивался к разговорам провожающих, и нашёл одного очень полезного человека.
Оказалось, что, прохаживаясь по перрону, Измайлов услышал, как в одной группе провожающий сказал:
– Когда же вы появитесь в банке, Пров Никитич?
Лев Николаевич рассказал, как он придумал познакомиться с человеком, от которого ему требовалась профессиональная консультация. Задача облегчалась тем, что служащий банка разместился в соседнем вагоне. На первой же станции, где состав недолго стоял, мой друг заметил, что Пров Никитич вышел на перрон, чтобы покурить. Выйдя из своего вагона, Измайлов тоже закурил, в задумчивости подошёл поближе к объекту и попятился. Наткнувшись на удивлённого незнакомца, он успел быстро повернуться и удержать его в комфортном равновесии. При этом Лев Николаевич объяснил, что в темноте решил рассмотреть станционные часы, но ничего толком не увидел, а его брегет* (тут следовало демонстративное вытаскивание хронометра из кармана за цепочку) показывает чёрт-те что! Ничуть не пострадавший Пров Никитич тут же простил Измайлова и любезно подсказал точное время на своих серебряных часах.