Пьер, гордясь тем, что ему удалось, наконец, пробить плотину моего безразличия к горячим новостям, протянул мне «Новое время». Сердце у меня провалилось куда-то в пятки: статья называлась «Сойдётъ ли с рукъ?», и речь в ней шла о суде над Татьяной Юрьевной. Несмотря на все старания Кудасова, пресса докопалась до подробностей смерти Оленина, и теперь участники судебного заседания, в особенности – присяжные, будут настроены крайне предвзято, благодаря этой чудовищной статье. Характер её изложения был ясен даже гимназисту:
«Справедливость – единственное мерило здорового общества, но чтобы её добиться, необходимо на многое пойти. Мне удалось поговорить с участником трагических событий (имя своё он попросил оставить в тайне), происшедших буквально на его глазах. В тот тихий уютный вечер в гостиной петербургского дома супругов Олениных собрались самые близкие друзья и кузен хозяина. Павел Сергеевич Оленин попросил служанку принести лекарство от желудочной болезни, но супруга вызвалась сделать это сама. Лишь только хозяин выпил снадобье, он тут же упал бездыханным. Явившийся по вызову доктор определил отравление и сделал всё, чтобы вернуть пострадавшего к жизни. Наутро посыльный принёс несчастному мужу странное письмо: в нём говорилось о том, что супруга собирается его бросить. Этот страшный удар доконал беднягу, и, громко вскрикнув, он недвижно распростёрся на полу. Когда прибыл врач, дело было сделано: тело уже начало холодеть. Доктор сообщил полиции, что вместо лекарства Оленин принял лошадиную дозу успокоительного. Нет сомнений, что роковая записка разбила сердце верного супруга, хотя и была начертана печатными буквами, чтобы сбить полицейских со следа. Сегодня в суде присяжных состоится процесс по делу госпожи Олениной, и он должен показать, насколько наше общество готово к свершению справедливого приговора, невзирая на природную красоту обвиняемой».
Обозреватель
Я выскочил из кресла с проклятиями, здорово напугав Дайена. По счастью он уже закончил бритьё и не мог нанести ощутимого вреда моему лицу. Чёртов Обозреватель заранее настроил публику против нашей подзащитной, и теперь уже только чудо могло извлечь её из той бездонной ямы, в которой она оказалась благодаря дурацкой статье. Особенно меня почему-то разозлила фраза «невзирая на природную красоту». Оставив страдающего Пьера в полном недоумении, я бросил на стол деньги, и, вытирая на ходу лицо бумажной салфеткой, вылетел из цирюльни, напугав случайных прохожих.
Измайлова я застал в столовой, у него на коленях лежал свежий выпуск «Нового времени».
– Вы уже всё знаете?.. Скорее всего, это мерзкий Смородин.
– Скорее всего… – задумчиво кивнул мой друг. – Весёленькое утро, дорогой Михаил.
– Доброе утро, Лев Николаевич, – машинально отозвался я и медленно побрёл в прихожую снимать туфли.
Почти весь завтрак мы промолчали, чем вызвали страшное беспокойство в глазах нашей кухарки Арины, прислуживавшей за столом.
– Не пугайся, Арина, – ободряюще сказал ей Измайлов. – Пышки были воздушны, как никогда.
Мне показалось, что она ничуть не успокоилась, полагая, видимо, что мы крепко поссорились и не собираемся мириться. Лев Николаевич допил кофе и решительно поставил чашку на блюдце, отчего оно тревожно задребезжало в сгустившейся тишине.
– Придётся идти на крайние меры. У вас, дорогой Михаил, есть хороший приятель Куницкий. Думаю, что нынешнюю катастрофическую ситуацию мы можем изменить только с его помощью.
Признаюсь, я был сильно удивлён предположением Измайлова, что ещё можно что-то исправить, тем более, с помощью несведущего Андрея, но от свежей идеи слегка приободрился. Получив инструкции, я быстро, как мог, отправился пешком на Мойку в квартиру Куницких и успел буквально за минуту до его ухода в университет (мне ранее удалось отпроситься с лекций). В прихожей брата провожала Зося, заботливо поправляя ему кашне. Вероятно, её сильно потрясло моё внезапное появление. Я объяснил Андрею, что, помогая нам, он может спасти невинную женщину. Он ответил, что с радостью сделает всё от него зависящее, но ему не хотелось бы получить нагоняй от преподавателей вкупе со скверными баллами. Зося обняла брата за плечи и довольно трогательно принялась его уговаривать. Я же успел вооружиться всей своей сообразительностью ещё по дороге к Куницким, и потому подсказал самый удачный выход из положения: