– У Измайлова есть парочка весьма почтенных знакомых врачей: они выпишут справку о такой болезни, которая тебе больше всего понравится.
une belle dame*(фр.) – одна прекрасная дама.
Поль Эллё. Барышня с зонтиком
парасольки** – парасоль – зонтик от солнца.
Лиха беда начало
Здание Судебной палаты и Окружного суда (ныне утрачено)
По набережной Невы мы с Куницким довольно быстро добрались до Судебной палаты. Лев Николаевич должен был прибыть немного позже. Волнение накрывало с головой: первый раз мне придётся выступать на процессе, и первый раз от меня зависит судьба живого человека. Честно говоря, я уже сожалел, что дал согласие на участие в этом действе. Выпитый кофе не только помешал мне отдохнуть по дороге и собраться с мыслями, но и многократно усилил возбуждение и тревогу. Казалось, будто кто-то водил назойливым смычком по моим измученным нервам.
Главный вход и арка с барельефом "Суд Соломона"
Огромное здание на Литейном, четыре поражало зрителя величием и архитектурной гармонией в духе классицизма. Впрочем, мрачная слава не могла обойти его стороной, тем более что вплотную примыкали корпуса Дома предварительного заключения, или попросту – тюрьмы. Противные мальчишки-газетчики на углу Шпалерной улицы звонко выкрикивали: «Суд над женой-мужеубийцей! Узнайте правду о злодеянии! Кровавое убийство банкира!», хотя Оленин умер бескровно, и был всего лишь служащим банка. Мы прошли в сквер под аркой, над которой внушительный барельеф изображал Соломонов суд, и поднялись в зал заседаний по главной лестнице. В просторном фойе посетителей встречали огромные статуи Александра II и Екатерины Великой – реформаторов судебной системы Империи. На лестнице мы встретили несколько совершенно незнакомых людей, направлявшихся вместе с нами в зал заседаний уголовного отделения. Несомненно, это были репортёры и праздная публика, решившая присутствовать на процессе, разрекламированном газетой «Новое время» и лгунами-мальчишками. Встреча с попутчиками добавила мне ещё больше волнения, и я сбежал бы при первом удобном случае, если б мне не было стыдно перед Измайловым и Куницким.
Статуя Александра II c изречением: "Творите суд скорый, правый, милостивый и равный для всех"
Войдя в зал заседаний, я увидел, что он почти заполнен, а народ всё прибывал, причём на местах для публики встречались дамы в шляпках, украшенных перьями. В этом не было ничего удивительного: толпа, как всегда, жаждала зрелищ, а спектакль обещал быть увлекательным. Три ушлых репортёра уже затащили внутрь помещения фотографические аппараты, отчего я невзлюбил их так же горячо, как неизвестного мне господина Обозревателя. За судейским креслом виднелись три огромных окна, а справа и слева от него висели портреты Александра Второго и Александра Третьего в полный рост. Андрею удалось найти свободное место в последних рядах, а я на отяжелевших ногах добрался до Петра Евсеевича Ильского и пожал ему руку.
Внутренний вид зала заседаний
Немного придя в себя и оглядевшись, я спросил у Ильского:
– Штолле ещё не пришёл?..
– Отчего же? Вот он.
На месте обвинителя действительно сидел человек средних лет с бугристым лбом, узким лицом и эспаньолкой на подбородке. С каким-то безразличным видом, он рисовал на листке бумаги геометрические орнаменты. Мне никогда не пришло бы в голову, что это гроза всех адвокатов, поскольку, по-моему, он был слишком молод для этого звания и с виду – настроен совершенно апатично к происходящему вокруг бурлению жизни. Более всего он походил на скромного помощника, готового вовремя подать настоящему обвинителю необходимую бумагу.
Иван Ильич Штолле
– А это кто? – задал я новый вопрос, следя за господином в тройке, приблизившимся к Штолле и деловито раскрывшим портфель с бумагами.
– А это его помощник, Кузин.
Кузин
Штолле перестал рисовать орнаменты и с неудовольствием посмотрел на бумаги, даже не пытаясь к ним прикоснуться. Какой-то флегматичный субъект… Даже появление судьи и общее оживление в зале не расшевелили его: он встал с трудом и сел с видимым облегчением.
– Может, он плохо себя чувствует? – наклонился я к Ильскому.