Локтеонов продолжил:
– Там была подпись – «Татьяна», вот я и решил…
– Подождите, – прервал я его. – Вы узнаете почерк обвиняемой, если я вам его покажу?
Он замялся:
– Нет. Всё было написано печатными буквами.
– Следовательно, вы сделали вывод об авторстве письма, основываясь только на подписи?..
– Да, – проворчал он, понимая, что угодил в ловушку.
– А если бы в письме было написано: «Я ухожу от вас. Марфа», вы решили бы, что его писала экономка Олениных?
В зале раздались понимающие смешки, а Локтеонов еле слышно ответил:
– Не знаю.
– Далее, – я окончательно пришёл в себя и продолжал вести атаку на полицейского урядника. – Существуют ли доказательства того, что Татьяна Юрьевна намеренно покинула комнату мужа, чтобы он, оставшись один, нашёл и прочитал письмо?
Локтеонов помолчал, на его бугристом лбу отразилась работа мысли:
– Прямых доказательств нет.
– Письмо было запечатано или открыто в тот момент, когда попало в руки мужа?
– Обвиняемая показала, что оно было запечатано.
– Есть ли доказательства противного?
– Нет. Никто не видел, что произошло с письмом после того, как обвиняемая получила его у посыльного. Она сообщила мне об этом, уточнив, что не хочет раскрывать содержание письма слугам.
– Сообщила добровольно?
– Да.
– Вы часто бываете в квартире, где только что умер человек?
Локтеонов помедлил:
– Не часто, но такое встречается, – мы ведь работаем в полиции.
– Это прекрасно, – согласился я. – Жена умершего часто плачет в вашем присутствии?
– Иногда плачет, иногда нет.
– То есть, в вашей практике не всегда бывает так, чтобы жена убивалась по мужу?
– Я так и сказал. Но иногда сильно ревёт.
– А успела бы госпожа Оленина поплакать до вашего приезда?
– Ваша честь, это какая-то сентиментальщина! – возмутился Штолле, перебивая меня. – Мы расследуем убийство, а не обсуждаем интригу дамского романа.
Гедеонов властно поднял руку:
– Вы подтолкнули защиту к этим вопросам своим поведением. Свидетель, отвечайте.
Обвинитель сдвинул брови и сел. Локтеонов, вероятно, на всё махнул рукой:
– Могла: мы приехали уже после прибытия на место происшествия доктора Рейля.
– Спасибо. А могла она вместо того, чтобы подкидывать письмо, попросту сказать мужу о своём уходе?..
– Ваша честь!.. – взвился Штолле.
Гедеонов стукнул судейским молотком:
– Защита задаёт наводящий вопрос. Отклоняется.
– У меня всё, Ваша честь, – поклонился я и отправился на адвокатскую скамью, ни на кого не глядя.
– Поздравляю с боевым крещением, – прошептал мне на ухо Ильский, и у меня на душе потеплело. Досадно, что Измайлов так и не увидел моего первого выступления в суде.
Будто в ответ на мои мысли прозвучал знакомый голос:
– Прекрасный дебют, дорогой Михаил, – и рядом со мной присел Лев Николаевич собственной персоной.
– Позвольте: вас же не было в зале, пока я выступал. – Я смотрел на него, как на восьмое чудо света.
– Немного опоздал, – спокойно пояснил он, – и не застал выпадов господина Штолле, но имел удовольствие слышать вашу речь из задних рядов.
Настроение моё сразу поднялось. Обвинение тем временем успело вызвать на место свидетелей приказчика из артели посыльных: его звали Дмитрий Маламут. Глаза, выпуклые, янтарно-карие, как напоённые солнцем виноградины, и пушистые чёрные усы придавали ему необыкновенное сходство с котом. Видимо, он приоделся специально для судебного процесса, поскольку воротничок его сверкал снежной белизной, а из нагрудного кармана кокетливо торчал уголок платка. Приняв присягу, Маламут удобно расположился на месте свидетелей, насколько позволял казённый стул. Дар уютно заполнять собой любое пространство, вероятно, тоже был им позаимствован у семейства кошачьих.
Штолле вышел со своего места с крупной амбарной книгой в коричневой обложке и предъявил её свидетелю:
– Узнаёте ли вы эту книгу?
– Да, конечно.
– Что это?
– Один из журналов заказов за этот год.
– То есть, в вашей артели есть несколько таких журналов?
– Да, когда один заканчивается, мы начинаем новый.
– К какому периоду относится данная книга?
– Мы начали её в конце августа, но в сентябре её изъяли – она не закончена. Из-за этого мне пришлось переписывать последние заказы…