– Большое спасибо, – поклонился Ильский. – Мы закончили.
Видимо, Штолле не придавал особого значения нашей свидетельнице, так как задавать вопросы вышел Кузин. На сей раз, вместо того, чтобы занять свои руки, он отчего-то решил поминутно заглядывать в глаза Смородиной, словно пытаясь обнаружить в их глубине осколки лжи. Он поинтересовался, видела ли свидетельница, как обвиняемая всыпала порошок в стакан с водой, как передала его мужу, и как Оленин после этого упал. На все вопросы был один ответ: «Да», и Елену Аристидовну наконец отпустили. Спокойствие и уверенность, с которыми она отвечала, благотворно сказались на моих способностях хладнокровно оценивать ситуацию, и я почувствовал, что снова готов к сражению. Она села на скамью позади нас, но в противоположном конце от Симочки. Теперь её было отлично видно со свидетельского места.
Мы вызвали Смородина, и он оказался лицом к лицу со своей супругой. Штолле заёрзал, переговариваясь с Кузиным, – он, очевидно, понял нашу задумку, но ничем не мог ей помешать. А я тем временем предпринял атаку по всем правилам кавалерийского боя. Надо отметить, что оружие в руки мне вложил Лев Николаевич, а вдохновил на подвиги – литературный кумир Джеймс Галл, взирающий на меня с высот адвокатского Олимпа.
– Вы часто ходите в церковь? – спросил я Смородина.
Поначалу он был сильно обескуражен, однако, обманувшись моим юным видом, ответил довольно беспечно:
– Как любой крещёный человек.
– Прихожанкой какого храма была Татьяна Юрьевна?
– Возражаю, Ваша честь, – воскликнул Штолле. – Вопросы не имеют отношения к делу.
– Вы дали повод своими словами о страхе обвиняемой покаяться, – возразил Гедеонов. – Отвечайте, свидетель.
Штолле, нахмурившись, сел, а Смородин попал в сложную ситуацию. Скорее всего, он даже не знал, прихожанином какого храма был Оленин, поэтому решил действовать наудачу:
– Владимирской иконы Божьей Матери.
Но в этой игре он не мог победить, поскольку Измайлов дал мне задание назвать любую церковь, отличную от той, что укажет Смородин.
– Вы не угадали, – сказал я. – Татьяна Юрьевна посещает Знаменскую церковь.
– Так что же? – спросил он с вызовом.
– Это означает, что вы солгали, утверждая, что госпожа Оленина перестала ходить в церковь.
– Я… – Смородин невольно взглянул на супругу и поспешно отвёл взгляд. – Я ошибся, – смерть друга слишком потрясла меня.
– Давайте повнимательнее рассмотрим ваши показания, – сказал я громко, чтобы он повернул ко мне голову. В это мгновение я стал отступать назад, приближаясь к скамье защиты. Лев Николаевич, чуть приподнявшись, отодвинулся от Ильского, открывая сидящую за собой Симочку; та сейчас же улыбнулась во весь рот, поймав взгляд якобы пригласившего её любовника. На лице Смородина отразилось настоящее потрясение, только вызванное не смертью друга, а одновременным появлением в суде жены и проститутки из «Дамы с камелиями».
Вчера на устроенном нами совещании рыцарей-защитников против задуманного Измайловым представления активно возражал Ильский, вероятно, справедливо считавший себя сообщником шантажистов. Именно поэтому участие во всех скользких моментах великодушно досталось мне.
– У вас есть доказательства того, что Татьяна Юрьевна собиралась убить Павла Сергеевича?
Смородин снял пенсне, украдкой переводя взгляд от жены к Симочке:
– Прямых нет, но ведь она дала…
– Отвечайте только на поставленный вопрос! – отчеканил я.
– Нет.
– Вы знаете её любовника?
– Нет.
Кажется, Никита Сергеевич понял, что никто его не станет линчевать, стоит лишь избежать ненужного скандала, поэтому добавил, осторожно взвешивая слова:
– Мне вовсе не хочется, чтобы Татьяну осудили на каторжные работы, – я неплохо к ней отношусь. Но Павел – мой дорогой друг! – он страдальчески покачал головой. – Я переживаю…