Штолле, безусловно, заметил, что Смородин боится вовсе не жены, но подумать на случайную барышню в публике, как на причину испуга, тоже не мог. Возможно, он размышлял, стоит ли расспрашивать свидетеля в таком состоянии: сейчас Никита Сергеевич мог испортить всю доказательную базу обвинения.
Я же воспользовался замешательством противной стороны и принялся излагать собственное видение событий:
– Как мы знаем, чтобы отравить супруга, госпоже Олениной потребовалась бы лошадиная доза успокоительного. На самом деле, не хватало только пакетика с желудочным средством, которое она и собиралась дать мужу. Вывод: либо ошибся в диагнозе доктор Рейль, либо провизор в аптеке.
В только что утихшем зале вновь началось волнение: все смотрели на хмурого врача и красного, как медный самовар, Носкова, который очень хотел что-то сказать, но боялся, что его выгонят за крики с места. Штолле поначалу собирался меня остановить, однако затем, похоже, решил выведать, как защита собирается спасать подопечную. Удивительно: он даже что-то записывал на своём многострадальном мятом листке.
Я невозмутимо продолжал:
– Кому же была выгодна смерть Павла Сергеевича. Кому? (Я сделал штоллевскую паузу). На первый взгляд – нашей подзащитной. А если подумать? –Если дать себе труд поразмыслить, то смерть брата была выгодна кузену – Константину Андреевичу Оленину. Обвинение утверждает, что он не знал подробностей завещания, и, стало быть, не искал выгоды. Но всем нам известно, что вторым наследником после жены покойного станет его ближайший родственник.
Если мы учтём это обстоятельство, можно предположить, что, убив кузена и добившись осуждения его жены, Константин Андреевич получает целое состояние. Он молод, полон амбиций и богат.
– Позвольте, милостивый государь! – услышал я возмущённый крик Оленина, – он уже стоял, но сомкнувшееся вокруг него кольцо газетчиков, строчивших в своих блокнотах, мешало ему выскочить в проход.
Самым примирительным тоном я отозвался: «Я не обвиняю вас, Константин Андреевич, – а только отвожу доказательства, собранные обвинением». В крайнем волнении он сел, нервно поводя головой. Штолле с интересом наблюдал за этой сценой. Гедеонов решил, что никого удалять не надо, и мне показалось, что его наконец заинтересовало это необычное дело. Точнее – необычная полемика.
– Идём дальше, – продолжил я. – Предположим, что смерть Оленина – несчастный случай (на лице Штолле промелькнула усмешка). То есть, провизор положил в пакетик для желудочного средства хлоралгидрат натрия. Допустим, – вежливо улыбнулся я пунцовому Носкову, роскошные усы которого уже стояли дыбом от обрушившихся на него подозрений.
– Константин Андреевич понимает, что это – подарок судьбы, нужно только устранить претендентку на наследство. Для этого он встречается с господином Смородиным, и они вместе решают дать показания против Татьяны Юрьевны.
– Вы ответите за клевету! – взревел в праведном гневе Никита Сергеевич. Елена Аристидовна тоже смотрела на меня с недоумением.
– Тихо, свидетель! – рявкнул Гедеонов под веский удар молотка. Штолле знаками показал Смородину, что нужно молчать.
– Дамы и господа! – я примирительно поднял вверх руки. – Я лишь рассмотрел случившееся с иной точки зрения. Обвинение настаивает на убийстве с целью получения наследства, – здесь есть и другие люди, которым могла быть выгодна смерть Оленина. Господин прокурор утверждает, что Павла Сергеевича убила жена, но мы не можем исключить возможность несчастного случая и врачебной ошибки. Ваша честь и господа присяжные заседатели! Я призываю вас не делать поспешных выводов! Наша подзащитная заслуживает справедливого суда! У меня больше нет вопросов к свидетелю, – добавил я скромно и отправился заслонять собой Симочку, открывшую от изумления рот.
Взглянув на Штолле, я увидел, как он беззвучно мне аплодирует.
Апофеоз
Когда я сел на своё место, Ильский сделал вид, что страшно недоволен моим выступлением, и сурово отчитал меня. Я подыграл ему, изобразив сначала удивление, а потом – ужас от содеянного и запоздалое раскаяние. Было заметно, как Штолле с интересом поглядывает в нашу сторону.
Иван Иванович Гедеонов посмотрел в свои бумаги, обвёл взглядом зал и спросил звучным баритоном: