Мина вновь тихонько заплакала и приложила мою ладонь к своей щеке.
— Успокойся, милая. Все закончилось. Ее больше нет.
— Ничего не закончилось, Тэджун. Никто не знает, как отразятся твои травмы на дальнейшей жизни. Мне сказали, что есть вероятность, что ты больше не сможешь жить полноценно, как раньше, и тебя всю оставшуюся жизнь будут мучить боли, — еле слышно сказала она. По ее щекам вновь побежали слезы.
— Не бойся. Этого не будет. Я иду на поправку. Прогнозы хорошие, — я погладил ее по щеке.
Через полчаса заглянула медсестра и попросила Мину уйти, ведь мне предстояли процедуры. Мы договорились увидеться завтра.
После процедур ко мне впустили Синхэ. Матушка Тэджуна держалась на удивление хорошо. Я видел, что переживает и нервничает, но она не проронила ни слезинки и пыталась развлечь меня разговорами о том, что происходит у нее на работе, и о соседе, который караулит ее по утрам и дарит цветы или конфеты с пожеланием хорошего дня. Один раз она даже улыбнулась, чему я был очень рад. Я не хотел, чтобы мои родные страдали.
— Сынок, ты, наверное, будешь меня ругать, но я хочу признаться, — тяжело вздохнув, сказала Синхэ, после того как мне принесли ужин, и она помогла мне поесть.
— О чем вы, омони?
— Я ей позвонила, — еще тише сказала она и отвела взгляд в сторону.
— Кому? — у меня не было никаких предположений.
— Матери Го-ын.
— Зачем? Она же здесь ни при чем.
— Как это «ни при чем»? Это она так воспитала дочь, что та хотела убить Мину и чуть не убила тебя! — воскликнула она. — Эта дрянь Го-ын сделала такое, за что не прощают.
Я протяжно выдохнул и помял переносицу. Я понимал Синхэ. Если бы мой ребенок пострадал, то я, скорее всего, тоже бы начал делать глупости и перекладывать вину на окружающих. Именно поэтому я не стал отчитывать и ругать омони. Ее гневу и злости требовался выход, и она нашла, на кого все выплеснуть.
— Чем закончился ваш разговор?
— Сначала она умоляла простить Го-ын, а потом сказала, что ее дочь уже заплатила за свои ошибки и выключила телефон, — Синхэ тяжело вздохнула и принялась разглаживать складку на своей юбке. — Потом я поняла, что зря ей позвонила, ведь в тот день хоронили Го-ын. Уже перед сном написала ей сообщение с соболезнованием. Пусть не думает, что я такая черствая. Просто, ты был на грани жизни и смерти, поэтому я не могла мыслить разумно. Я даже обвиняла себя, что не пришла в тот день к вам в гости и не остановила это безумие.
— Никто ни в чем не виноват. По взгляду и словам Го-ын было понятно, что у нее что-то произошло с головой. Возможно, у нее и раньше были психические отклонения, просто теперь они стали явными. К тому же она мертва, поэтому не стоит о ней вообще говорить.
— Хорошо, сынок. Как скажешь, так и будет. Хочешь я завтра принесу тебе чего-нибудь вкусного?
— Конечно, хочу. Я обожаю все, что вы готовите, — улыбнулся я и пожал ее руку.
Прошло не так много времени, как я очутился в теле Тэджуна, но уже привязался к этой женщине. От нее всегда веяло таким теплом, добром и мягкостью, что я потихоньку начал считать ее своей настоящей матерью.
Мне есть ради кого жить и кого любить. Что еще нужно, чтобы быть счастливым?
Синхэ обещала прийти завтра с утра, крепко обняла меня, махнула на прощанье и вышла из палаты.
Чуть позже мне сказали, что ко мне порывались зайти еще три человека, но их не пустили, чтобы я не переутомлялся.
Я хотел возразить, что посетители меня не утомляют, а скорее, наоборот, но не стал спорить. Пусть делают так, как у них здесь положено.
На следующее утро Мина и Синхэ пришли вместе. Мина принесла новый телефон и несколько книг, а Синхэ разложила на подоконнике контейнеры с едой и принялась меня кормить. Правда, когда пришел лечащий врач и увидел это, то велел быстро все убрать. Он сказал, что не хватало еще, чтобы у его пациента началось несварение или спазмы от острой и жареной еды. Синхэ обиделась, ведь она готовила всю ночь, чтобы порадовать сыночка любимыми блюдами, но Мина обняла ее и пригласила в гости вместе с ее едой.
Мне нравилось, что они нашли общий язык и очень тепло относятся к друг другу. Именно такие отношения и должны быть в семье, ведь я всерьез задумался после выздоровления жениться на Мине.
После них пришел Кун. Когда он зашел в палату, то на нем лица не было: бледный, с синяками под глазами. Напряженный, как струна, он подошел к кровати и еле слышно спросил:
— Как ты?
— Уже лучше. Иду на поправку. Если верить словам врачей, то такими темпами через пару недель меня выпишут.