Наш мир стал необыкновенно мирным и дружным. Цветы говорят насекомым, когда лучше всего опылять их, раненое животное само зовет падальщика, когда наступает время умереть, так что еда не пропадает зря. Мы — одно целое.
Но время от времени сюда приходили другие, и они не были миролюбивыми. Они уничтожали землю, рубили деревья, убивали животных. Мы отвечали на вторжение, становясь все сильнее, пока не стали использовать телесимбиотическое влияние на тех, кто сюда приходил. Они терялись в иллюзиях, почти как и ты, и умирали от голода. Их тела мы переносили в зоны, нуждающиеся в удобрении, и они служили величайшему благу.
— Нам будет легче также поступить и с вами, — сказал старейшина, — но в вашем случае нам придется сделать это иначе.
Лита огляделась вокруг. Здесь были тысячи созданий, надвигавшихся со всех сторон. Даже будучи вооружена, она понимала, что сможет убить лишь немногих из них. Если они нападут сообща, она будет побеждена. Разорвана, растерзана и затоптана насмерть.
Она почувствовала, что они готовятся к нападению, почувствовала растущее волнение в их однообразных мыслях.
Некуда бежать, негде спрятаться, и у нее почти не осталось времени.
Но у нее еще были кое-какие идеи.
Она снова закрыла глаза и сконцентрировалась. Коллективный разум казался почти сверхъестественным, но где-то должен быть центр. Мысли не возникали беспорядочно, они все откуда-то начинались. Она представила мысленный узор окружающих жизненных форм и сосредоточилась на том, чтобы отследить источник их силы, на начале их мыслей.
«Ну же, давай, черт побери, сфокусируйся.» Ворлонцы изменили ее, усилили ее способности настолько, что даже она не могла их полностью осознать. «Я могу это сделать.»
— Есть еще одно, — сказал Г'Кар, чтобы протянуть время. Если существо почувствовало Литу, значит, она готова приступить к делу. Нужно помочь ей и отвлечь это существо, а пока он этим занят… может, научится еще чему-нибудь.
— Что еще? — спросил старейшина.
— Вопрос. С тех пор, как наша раса стала записывать свою историю, мы все время пытались понять Вселенную, открыть смысл нашего существования. У вас есть преимущество — вы можете привлекать к этому процессу сознание целой планеты. Так что я спрашиваю: есть ли у тебя ответ на этот вопрос? Касались ли вы неведомого?
— Я… — старейшина запнулся, казалось, на мгновение потеряв концентрацию. Потом он стряхнул с себя эту растерянность. — Да, касались. Когда мы стали разумными, это было нашей первой мыслью: кто мы? И откуда мы пришли? Нам нужно было определить свое место во Вселенной. Да, мы тоже задавались этим вопросом, и через много лет, наконец, нашли ответ. Мы знаем предназначение всего, важность…
Старейшина снова запнулся. Посмотрел на Г'Кара. Его глаза расширились.
— Другой…
— Лита?
Он кивнул.
— Она… не такая, как другие. Сильнее. Мы думали, что она похожа на других.
— Вы ошиблись.
В ее мыслях возникло изображение: погребенный под планетарной корой вид бактерий, микроскопическая форма жизни, обладавшая всеми классическими чертами индивидуальных нейронов… она проникла во все местные формы жизни, за миллионы лет заразила их, создав симбиотический жизненный цикл… пустила корни в их нервных путях, пока не достигла критической массы для того чтобы контролировать всю великую нервную биомассу.
На многие мили под землей бактерии покрывали всю поверхность, где им было тепло, сыро и безопасно.
Поправка: где, как они полагали, было безопасно.
Лита нанесла мощный телепатический удар. Она почувствовала, что коллективный разум пошатнулся под ее атакой, почувствовала сопротивление, которым он встретил ее попытки дезориентировать и разрезать его нервные узоры. Он не был готов — он никогда не думал, что может быть атакован таким способом.
Закрыв глаза, она услышала, как существа понеслись к ней, источая страх. «Убить ее, убить ее, немедленно.»
Она упала на колени, вцепившись пальцами в грязь, и мысленно пронзила тяжелую почву. Лита вспотела, задрожала, но не отступила. «Разорвать нервные связи, перекрыть синаптические пути, нейтрализовать электрохимические передачи, сломать, перекрыть, нейтрализовать…»