Никто и не заявил. Но Торреса мне можно было больше не искать. Как и Фернандо Камараса. Однако история эта все не шла у меня из головы. Ночные кошмары посещали меня еще дважды, но не такие леденящие, как в самый первый раз. Я мало-помалу обретал былое душевное равновесие, хотя что-то внутри меня все-таки переменилось, я это чувствовал.
Не могу сказать, чтобы меня тянуло к монастырю Эстебан Бланкес, но я поклялся, что при случае постараюсь распутать странную загадку с исчезновением людей.
Прошел год. Целый год. Я за это время отследил много неверных жен и мужей, отыскал украденных вещей и даже разобрался с убийством помощника Альфонсо Баройя – бедняга ненадолго пережил Сантьяго Торреса, но погиб без всяких загадочных историй: его зарезали на рынке Эдмундо Флорес за горсть серебряных монет, которую он получил с распространителей масла за неделю торговли. Когда я поймал убийцу – заезжего гастролера из Борита-Фе – чинуша, заправляющий магистратом, долго тряс мою руку и заверял, что попытается выбить мне регулярное жалование. Я, естественно, не поверил и оказался совершенно прав. В общем, время шло.
Однажды вечером я обнаружил на своей улице прогуливающегося книгочея Хавьера Унсуе. Он выглядел таким же старым, седым и бодрым, как и год назад. Только в глазах его появился какой-то нездоровый лихорадочный блеск.
– Веласкес! – воскликнул он, завидев меня. – Я полдня тебя дожидаюсь!
– Что-нибудь случилось? – спросил я настороженно.
– Случилось, – мрачно сказал книгочей. – Мы можем где-нибудь поговорить?
– За углом есть вполне пристойная таверна.
– Пристойная? – фыркнул Унсуе, как показалось мне – с легким презрением. – В этом районе разве бывают пристойные заведения?
– Для этого квартала – вполне пристойная, – спокойно парировал я. – Там тебя гарантированно не зарежут в первую же минуту. К тому же там меня знают.
В «Маньяна» меня действительно знали. И даже могли накормить и напоить в кредит, если бывали трудности с монетой. Хорошо, что такие трудности последнее время случались все реже – я слыл удачливым и пронырливым сыскарем и все больше людей обращалось ко мне. Я, если честно, даже стал задумываться о более приличествующем жилье в более приличествующем квартале Картахены.
– Так что же стряслось? – спросил я, когда мы уселись за стол в самом дальнем углу таверны и пригубили первое пиво.
Старик поднял на меня испытующий взгляд. Снова заблестели его глаза, а в паутине глубоких морщин словно бы запутался немой вопрос.
– Скажи-ка, Веласкес, – спросил книгочей немного погодя. – С тобой никаких странностей не происходит? Ну, там, дурные сны или необъяснимые желания… наведаться к Эстебан Бланкес, например. А?
Я задумался. Сны… Сны бывают, этого не скрыть. А вот необычных желаний я припомнить не смог. Впрочем, я понимал, о чем на самом деле спрашивает книгочей. Печать той самой книги. Он считает, что раз я открывал «Око бездны» – на меня легла некая зловещая печать. И якобы однажды я обнаружу, что не принадлежу сам себе.
– Нет, Хавьер Унсуе, – ответил я, как мне показалось – вполне искренне. – Я не чувствую над собой проклятия. Что же касается дурных снов – так они всем периодически снятся. Даже праведникам. Это все, что ты хотел услышать?
Книгочей продолжал сверлить меня взглядом. Скорее всего, он не поверил, что я ничего особенного в себе не замечаю. Потом угрюмо уставился в полупустую пивную кружку.
– Книгой снова заинтересовались, – сказал он тихо.
Я едва не подскочил на лавке. Неужели пришло время разгадать загадку книги и монастыря? Я ведь поклялся разгадать ее когда-нибудь. Правда, мне совершенно не верилось, что случай подвернется так скоро.
– Кто? – спросил я, подавляя в себе целую бурю противоречивых чувств.
– Рикардо Эчеверья. Студент.
– Как давно?
– Он ходит ко мне уже второй год. Сегодня утром я заметил, что он подходил к полке с монастырскими книгами.
– И это все? – протянул я с сомнением.
– Он дотрагивался до книги. Я видел. Возможно, даже не в первый раз.
– И что ты хочешь от меня?
– Проследи за ним, – шепотом попросил Унсуе. – Я так больше не могу.
– Не можешь чего? – жестко спросил я. – Не можешь молчать, когда твои читатели идут на смерть?
Унсуе враз стал казаться даже не старым – дряхлым.
– Раньше, выходит, мог? – продолжал я. – А, книгочей? Что это с тобой вдруг случилось?
Я понимал, что поступаю жестоко. Но остановиться не мог.
Некоторое время мы просидели в звенящем молчании. Наконец я слегка оттаял.
– Сколько у нас времени? У нас… и у него?
– Не знаю, – все еще шепотом ответил Унсуе. – Думаю, с неделю.