...Гулам Гусейнли собирался ответить, но Сарызаде, неожиданно повернулся и, продолжая что-то бормотать о совете аксакалов, пошел прочь, шаркая старыми, стоптанными башмаками.
- ...Я новый роман написал... пришлю! - крикнул он уже с другой стороны улицы. - Опять про нефть!..
...Дома Гулам Гусейнли включил телевизор. Транслировали встречу из Дворца президента.
...Президент на этот раз вошел в зал не как обычно через широкие двустворчатые двери, а возник из какого-то таинственного пространства между стен. Он на некоторое время величественно остановился на фоне трехцветного знамени, будто ждал чего-то, а потом, словно повинуясь не слышному обычному уху приказу, прошел на свое место во главе огромного круглого стола, оглядел собравшихся светло-серыми глазами, настолько светлыми, что зрачки почти сливались с белками. Потом на его розовых щеках появилась улыбка, он что-то сказал.
...Писатели-аксакалы - они почему-то все сидели рядом с правой стороны смотрели на Президента с благодарностью и напряженно улыбались.
...Президент что-то говорил, глядя на сложенные на столе руки. Но при этом он видел всех присутствующих в зале... Или это Гуламу Гусейнли только показалось?!.
...Затем камера повернулась к аксакалам, и на экране одно за другим стали возникать крупным планом их лица. Гулам Гусейнли невольно затаил дыхание...
...Лица писателей, которых он знал не один десяток лет, вдруг показались ему настолько изменившимися, что Гулам Гусейнли пришел в ужас...
...Сидевший первым народный поэт Кюскюн почему-то был похож на сидящего рядом с ним народного писателя, прозаика Тары Вердиева, Вердиев, в свою очередь, на сидящего от него через два кресла прозаика и драматурга Сумбатлы, который, как две капли воды, походил на сидящего последним народного поэта Атиллу Зардушта, а того, что самое удивительное было не отличить от Сарызаде, с которым Гулам Гусейнли только что столкнулся на темной, холодной улице...
...Через несколько минут народный поэт Кюскюн, медленно передвигая плохо разгибающиеся колени, направился к стоящей в верхнем углу зала высокой, как шпиль, трибуне, тяжело оперся о нее локтями и с побелевшим лицом почему-то заговорил об успехах, которых достигла страна за последние годы, о добыче нефти и успешной внешней политике...
...В это время на столике рядом с креслом зазвонил телефон...
- Гулам муэллим!..- зазвучал откуда-то издали сквозь неясный свист и завывания голос Ахмеда Аглепе. Гуламу Гусейнли показалось даже, что он говорит откуда-то с острова посреди бушующего океана. -...Вы слышали что случилось?..Временами голос Ахмеда пропадал, словно пенистые волны океана заливали телефонный кабель...
- Говори громче, я плохо слышу!..- крикнул Гулам Гусейнли, прикрывая микрофон трубки ладонью.
- Поэт Кюскюн умер!..
- Кюскюн?!.- воскликнул Гулам Гусейнли. Он посмотрел на экран, где Кюскюн, все такой же бледный, продолжал говорить о внешней политике, и почувствовал, как все тело покрывается противным холодным потом. - Ты что, свихнулся?!. Да вот он...
- Это запись!.. Встреча закончилась в шесть часов!.. Он прямо там и скончался, в лифте!.. Говорят, у него вдруг подкосились колени, голова упала на грудь... Сначала думали, что обморок, а потом приехала "Скорая" и все стало ясно!..
...Долго еще, перекрикивая свист бури и заливающие кабель океанские волны, Ахмед Аглепе рассказывал обо всем, что происходило после встречи с Президентом...
...По словам Аглепе, Кюскюн оказался не единственной жертвой этой встречи. Так, дважды лауреат Государственной премии, автор романов о национальной трагедии народный писатель Неймат Озал тоже в коридоре аппарата президента почувствовал себя плохо. Прибывшая "Скорая" определила сердечную недостаточность и прямо оттуда писателя отвезли в одну из центральных больниц.
Да и другие чувствуют себя неважно...
- ...перед Дворцом президента стояло столько машин "Скорой помощи"!..Аглепе уже явно охрип от крика.
- Ты откуда говоришь?..- тоже почему-то крикнул Гулам Гусейнли...
- Да я здесь, под вашим домом!.. - снова закричал Аглепе.
...Долго еще гудело в ушах Гулама Гусейнли после того, как он повесил трубку, а от рассказа Ахмеда Аглепе пересохло в горле...
...Старых писателей, как раненных бойцов из окопов, выносили из здания аппарата президента и укладывали в машины "Скорой помощи"...
...А на экране они пока были живы - здоровы. С побелевшими лицами они по одному выходили к трибуне, гордо и взволнованно говорили о чем-то, не имевшем отношения к литературе, и такие же бледные возвращались на свои места...
...Встреча закончилась, старики уже расходились, как вдруг камера показала Президента.
- Одну минутку!.. - громко сказал он, подняв руку.
...Президент задумался на мгновение, потом подозвал к себе мэра города и безо всяких объяснений и предисловий отдал распоряжение выделить каждому из участников встречи по четырехкомнатной квартире, потом громко прочитал строку из стихов одного из присутствовавших тут поэтов. На этом встреча закончилась.
...Ночью Гулам Гусейнли долго не мог заснуть...
...Ему виделась площадь перед Дворцом президента, кишащая машинами "Скорой помощи", он вспоминал Президента, который говорил, глядя на свои руки, снова видел непостижимым образом изменившиеся лица писателей...
Эти картины не оставили его и во сне... Но теперь среди писателей оказались и повесившийся несколько лет назад от нищеты Мамедъяр, и разрушивший свою печень алкоголем Сеид Мирза, и умерший во сне Сурхай, и Эльбрус, который всегда говорил так громко, что и умер от кровоизлияния в мозг, здесь же суетились и работники аппарата президента, укладывающие в носилки безжизненные тела стариков... А Ахмед Аглепе кричал ему из телефонной будки, стоящей на одиноком острове посреди бушующего океана:
-...Он делает это во имя великой литературы!.. Во имя великой литературы!..