Он отпустил ее руки и впился в нее трагическим взглядом. Но это на нее не подействовало. Они медленно повернули назад, к городу. У ее калитки он сказал:
- Что ж, видно, мне не стоит больше и приходить к тебе.
- Да, не стоит, - просто сказала она.
Она вошла в дом, ни разу не оглянувшись, а Юджин, вместо того чтобы вернуться к сестре, отправился домой. Ему было очень тяжело, и, посидев немного в гостиной, он ушел в свою комнату. Стемнело, а он все сидел и смотрел из окна на деревья и горевал о своей утрате. Должно быть, он недостаточно хорош для Стеллы, раз не мог добиться ее любви. Но в чем же причина? То ли он недостаточно красив (Юджин и в самом деле не считал себя красивым), то ли недостаточно силен и смел?
Он заметил, что луна висит над деревьями, как яркий щит. Два слоя легких облаков плыли навстречу друг другу на разной высоте. Юджин оторвался от своих мыслей и стал думать о том, откуда взялись эти облака. В солнечные дни, когда тучки бесконечными флотилиями плывут по небу, они тают прямо на глазах, а потом - о чудо из чудес! - снова появляются неизвестно откуда. Когда Юджин впервые обратил на это внимание, он был немало удивлен - тогда он еще понятия не имел, что такое облака. Потом он прочел об этом в учебнике физической географии. Сегодня ему вспомнились и эти облака, и бескрайние равнины, над которыми они проносятся, и трава, и деревья бесконечные леса, что тянутся на много миль. Как чудесен мир! Ведь именно о таких вещах писали поэты - Лонгфелло, Брайант и Теннисон. Юджину вспомнились "Танатопсис" и "Элегия" - его любимые поэмы. Что же это такое жизнь?
С болью в сердце вернулся он к мысли о Стелле. Она окончательно ушла от него, - она, такая прекрасная! Никогда больше они не будут разговаривать. Никогда не держать ему ее рук, не целовать ее. О, этот вечер на катке, и тот, другой вечер, в санях! Как это было прекрасно! Он разделся и лег в постель. Ему хотелось быть одному, отдаться своей тоске. Юджин лежал на белой подушке и грезил о том, что могло бы быть, - о поцелуях, ласках, о тысяче радостей.
Как-то в воскресенье, валяясь в гамаке и размышляя о том, какой Александрия скучный город, Юджин развернул субботний номер чикагской газеты (это был в сущности воскресный номер, так как в воскресенье газета не выходила) и стал от скуки ее просматривать. Газета, как всегда, была исполнена для него неотразимого интереса, чудеса большого города притягивали его, точно магнит. Вот большой отель, который кто-то собирается выстроить; вот портрет знаменитого пианиста, приезжающего в Чикаго на гастроли; дальше - рецензия на новую комедию; описание романтического уголка на Гусином острове, раскинувшемся посредине реки Чикаго, - старые баржи служили здесь жилищем, и между ними вперевалку бродили гуси. Внимание Юджина привлекла заметка о человеке, провалившемся в угольный люк на Южной Холстед-стрит. Это произошло в доме номер шесть тысяч двести с чем-то, - он и не представлял себе, что существуют такие длинные улицы. Какой это, должно быть, гигантский город. Мысль о мчащихся по мостовым вагонах конки, о толпах народа, о поездах до боли взволновала его, как манящий призыв.
Это чудо, эта красота, вся эта жизнь неотразимо влекли его к себе.
"Уеду в Чикаго!" - мысленно решил он и поднялся.
Вот перед ним родной дом, уютный, тихий. А в нем - мать, отец, Миртл. Но он уедет. Ничто не мешает ему вернуться обратно, если он захочет.
"Конечно, я могу вернуться", - произнес он про себя.
Словно движимый какой-то неодолимой силой, Юджин вошел в дом, поднялся к себе и достал маленький саквояж. Он сложил туда вещи, которые могли понадобиться ему в первую очередь. В кармане у него было девять долларов с некоторых пор он копил деньги. Он спустился вниз и остановился в дверях гостиной.
- Что случилось? - спросила мать, глядя на его серьезное лицо, говорившее о внутренней борьбе.
- Я еду в Чикаго, - сказал он.
- Когда? - спросила она пораженная, не зная, что и думать.
- Сегодня, - ответил он.
- Не может быть! Ты шутишь! - воскликнула мать.
Она недоверчиво улыбалась. Конечно, это только мальчишеская выходка, не больше.
- Я еду сегодня же, - сказал он. - И хочу поспеть к четырехчасовому поезду.
Теперь на лице матери появилась тревога.
- Быть не может, - повторила она.
- Ведь я в любое время могу вернуться, если захочу, - сказал Юджин. Пора мне поискать себе другое занятие.
Вошел отец. У него была маленькая мастерская в сарае, где он иногда чистил машины и чинил фургоны. Он все утро копался там.
- Что случилось? - спросил он, увидев их взволнованные лица.
- Юджин уезжает в Чикаго.
- Это когда же? - иронически спросил отец.
- Сегодня. Он говорит, что едет сейчас.
- Ты это, надеюсь, не всерьез? - сказал пораженный Витла. Он ушам своим не верил. - Что это тебе загорелось? Такой шаг надо хорошенько обдумать! На какие же средства ты будешь там жить?
- Проживу как-нибудь, - сказал Юджин. - Я еду. Хватит с меня Александрии. Я хочу выбраться отсюда.
- Ну что ж, - сказал отец, веривший в инициативу. Оказывается, он плохо знал своего сына. - Ты уложил чемодан?
- Нет, пусть мама вышлет мне вещи.
- Не уезжай сегодня, - стала упрашивать миссис Витла. - Подожди, Юджин, пока у тебя будет хоть что-нибудь на примете. Это слишком серьезный шаг. Подожди до завтра.
- Я поеду сегодня, мама. - Он обнял ее одной рукой. - Мамочка!..
Он был уже сейчас выше ее ростом и продолжал расти.
- Хорошо, Юджин, - тихо сказала она. - Но напрасно ты уезжаешь.
Ее мальчик покидал ее - сердце матери обливалось кровью.
- Я всегда могу вернуться. Ведь это всего лишь сотня миль.
- Что ж, поезжай, - сказала она наконец, стараясь держаться бодро. - Я уложу твой саквояж.
- Я уже все уложил.
Она пошла проверить.
- Ну что ж, скоро пора ехать, - сказал Витла, думавший, что Юджин еще колеблется. - Очень жаль. Хотя это, разумеется, пойдет тебе на пользу. Во всяком случае ты знаешь, что здесь тебе всегда будут рады.
- Знаю, - сказал Юджин.
Они отправились к поезду все вместе - Юджин, отец и Миртл. Мать не пошла с ними. Она осталась дома плакать.
По дороге на вокзал они зашли к Сильвии.
- Что ты, Юджин! - воскликнула она. - Что за странная фантазия! Не надо ехать!
- Он твердо решил, - сказал Витла.
Наконец Юджин вырывался на свободу. Любовь, семья, все близкое, родное крепко держало его в своих объятиях, и с каждым шагом он словно рвал эти узы. Они добрались до вокзала. Подошел поезд. Отец ласково и крепко пожал сыну руку.
- Будь молодцом, - сказал он и судорожно глотнул.