Так что я стараюсь слушать терпеливо, даже если пожилой собеседник никак не доберется до сути вопроса. Я почему-то решил, что Макгрет – пожилой человек. Если ему вдруг приспичило позвонить мне из-за фотографии в газете, может, мне удастся ему что-нибудь когда-нибудь продать.
– Я так понял, этих картинок много было, – сказал Макгрет. – Больше, чем на фотографии.
Опять-таки, репортер об этом писал.
– Гораздо больше.
– А как же они выбирали, какие рисунки печатать?
Я рассказал про систему нумерации.
– Да ну! Правда, что ли? – воскликнул он. – Это картина номер один?
– Да.
– То есть… Послушайте, мне бы на них посмотреть, а? Это можно устроить?
– Приходите когда пожелаете. Мы открыты каждый день, кроме воскресенья и понедельника, с десяти до шести. Откуда вы поедете?
Он хмыкнул и закашлялся:
– Я теперь без колес. Да и вообще из дома редко когда выхожу. Сказать по правде, я надеялся, вы мне их домой привезете.
– Мне очень жаль, но это невозможно. Если хотите, могу послать вам изображения по электронной почте. Имейте в виду, кстати, что рисунок, о котором вы спрашиваете, уже продан.
– Вот черт. Не повезло. Все-таки было бы здорово, если бы вы мне побольше рассказали о мистере Крейке. Может быть, заскочите ко мне ненадолго, посидим, поболтаем?
Я забарабанил пальцами по столу.
– Я бы рад еще что-то рассказать, но…
– А что там с этими… э… журналами? Он вроде дневники вел? Их тоже продали?
– Пока нет. Было несколько предложений… – слегка приврал я. Некоторые коллекционеры действительно с восхищением их разглядывали, но купить никто пока не пытался. Люди охотно покупают то, что можно повесить на стену для всеобщего обозрения, а не тетрадки с убористыми строчками текста.
– Ну хоть на них-то глянуть можно?
– Приходите в галерею, и я с удовольствием вам их покажу. Сейчас, к сожалению, их нельзя перевозить с места на место. Они и так разваливаются.
– Да, сегодня точно не мой день.
– Мне правда очень жаль. Пожалуйста, сообщите мне, если я могу чем-то еще вам помочь. – Что-то настораживало меня в речи Макгрета. Из-за этой нарочитой простоты хотелось говорить как можно вежливее. – Вы собирались меня еще о чем-то спросить?
– Да пожалуй, что и нет, мистер Мюллер. Вот только… вы уж простите, что надоедаю… Было бы здорово, если б вы все-таки ко мне заехали. Очень обяжете. Я тут недалеко совсем.
– Где? – спросил я, не подумав.
– Бризи-Пойнт. Бывали?
Не бывал.
– Это где Рокэвей. Доезжаете до кольца… Вы знаете, как доехать до кольца?
– Мистер Макгрет, я не говорил, что приеду.
– Ох, простите. Я-то подумал…
– Нет, сэр.
– Ага, ну ладно.
Пауза.
– Спасибо, что позвонили… – начал было я, но он меня перебил:
– Неужто вам не хочется узнать, в чем дело?
– Ладно. – Я вздохнул.
– В этой газете… Там мальчик нарисован.
Я понял, что он говорит про херувима с фотографии в «Таймс».
– И что?
– Я его знаю. Знаю, кто это. Я его сразу узнал. Это Эдди Кардинале. Лет сорок назад его кто-то придушил, только мы так и не узнали кто. – Он закашлялся. – Ну так что, рассказывать, как доехать до кольца?
Глава шестая
Длинный и ровный, как стол, полуостров Рокэвей технически является частью Квинса. На самом деле он торчит под брюхом у Бруклина, точно ноги цапли. Чтобы добраться туда, нужно проехать через парк имени Джейкоба Рииса. Местность тут больше напоминает Чесапикский залив, то есть непроходимые южные болота. На Нью-Йорк мало похоже. Поворачиваем на северо-восток в сторону аэропорта Кеннеди, проезжаем самые опасные районы города. Кстати, если не знать, что они опасные, в жизни не догадаешься, потому что они тянутся прямо вдоль побережья. Как пляж может быть опасным? Поезжайте в Рокэвей – и узнаете.
Квартал Бризи-Пойнт расположен на другом конце полуострова. Чернокожие встречаются реже по мере того, как вы продвигаетесь на юго-запад. Машин становится меньше, и вот вы въезжаете на стоянку. Я приехал на такси около трех часов пополудни. У бара толпился народ. Водитель покачал головой, когда я попросил его подождать или вернуться через час. Я только-только успел сунуть ему деньги и выбраться наружу, а он уже рванул с места и скрылся из виду.
Вдоль берега теснились низенькие домишки и жилые баржи. Сильный холодный ветер швырял в лицо песок, хотя до пляжа было метров тридцать. Тот же песок набивался в мокасины. Я пробирался по узким закоулкам. Стены пестрели изображениями чудесных спасений во время шторма и изъеденными солью деревяшками с вырезанными надписями. «Клипер Джим», «Старый добрый Галлоран». Повсюду развевались ирландские триколоры.