– Оно только летом работает? – спросил Евгений.
– Нет.
– Тогда странное название. Как быть весной, осенью, зимой?
– Мечтать о лете.
– В этом есть логика, – согласился Евгений. – Но тогда летом получается странно. И так вокруг лето, и кафе «Летнее». Будто никто не знает.
– Просто слово хорошее, – машинально ответил Аркадий.
Они вошли, Евгений достал диктофон и произнес:
– Евгений и Аркадий увидели перед собой прямоугольное застекленное помещение с квадратными столами и стульями из фанеры и металла. В углу сидели трое мужчин со стаканами. В другом углу сидел старик и ел. Сбоку сидела женщина и кормила мальчика. Из глубины пахло жареным луком. За стойкой стояла женщина в белом халате и в белой косынке, она посмотрела на вошедших радушным взглядом хозяйки.
Евгений ошибался: женщина в халате, как только увидела незнакомого человека с чем-то в руках, тут же разозлилась.
– Фотографировать запрещено! – закричала она.
– Обычная реакция людей, работающих там, где что-то не в порядке, – сказал Евгений Аркадию. А женщину успокоил:
– Я не фотографирую.
– А чего же ты там делаешь?
– Записываю.
Женщина разволновалась еще больше.
– Сима! – позвала она, оглянувшись.
Вышла, вытирая руки о передник, девушка лет двадцати пяти, худенькая, с небольшим острым носиком, черными большими очами, вышла решительно и грозно, как командирша. Она улыбалась очень красивой улыбкой, показывающей ровные белые зубы, но улыбка эта была нехорошей.
– Чего еще тут?
– Записывают! – пожаловалась женщина.
– Да ничего мы не записываем, привет, Сима! – сказал Аркадий.
– Привет, а это у него что?
– Это так. Для впечатлений. Он типа писатель. Только устный.
– Он писатель, ты журналист, с чего бы мне такой почет? Вы есть пришли или записывать? Мало мне всяких комиссий и проверок?
– Было что-то повелительное и покоряющее в этой хрупкой женщине, – сообщил Евгений диктофону. – В воображении возникало два образа: что она нависает над тобой, готовая задушить и разорвать от сумасшедшей любви, и что опять же нависает, готовая задушить и разорвать от сумасшедшей ненависти.
– Чего-чего? Кто сумасшедший? – Сима пошла на Евгения, клонясь телом вперед, а руки отставив чуть назад, словно готовилась к прыжку в воду.
– Да ладно тебе, Сима, мы его сами убьем! – послышался голос.
Встал высокий мужчина, играя глазами и улыбкой; сразу видно, что артист от природы. Но его друзья не желали оставаться зрителями, им тоже хотелось безнаказанного артистизма.
Встал второй, худой, сорокалетний, похожий телосложением на подростка, в линялой фиолетовой футболке и клетчатых шортах, в пляжных шлепанцах на грязных ногах.
Встал третий, молодой, лет всего восемнадцати, будто он был не товарищ, а сын своих друзей, причем сын, готовый пойти за отцами куда угодно. У него была круглая стриженая голова и не менее круглые плечи, пучившиеся из-под лямок спортивной майки с надписью славянской вязью «RUSSIA».
Аркадий драться не умел и не любил.
Он сказал:
– Мужики, вы чего? Сима, остынь! Если так, мы уйдем сейчас.
– Нет, пусть покажет, что у него там! – закричала Сима.
Она подошла и протянула руку.
Евгений спрятал диктофон за спину.
Юноша в майке охотничьими шагами начал огибать Евгения, чтобы зайти с тыла. Сорокалетний подросток подбирался сбоку. А высокий шел прямо и открыто, занося кулак для удара.
– Постойте, – сказал Евгений.
– Даю одну секунду, – сказал высокий.
– Вы думаете, что вы меня изобьете или даже убьете, – сказал Евгений трем товарищам, – и все на этом кончится. Нет. Посмотрите на этого мальчика.
И все невольно посмотрели на мальчика, который перестал есть и с интересом ждал зрелища.
– Он увидит это, и ему, возможно, понравится. Захочется сделать то же самое. Он вырастет, встретит кого-то из ваших детей и тоже убьет. Вы будете плакать и страдать, а кто на самом деле убил? Вы убили! Или посмотрите на этого пожилого человека.
И все посмотрели на старика, который ссутулился в свою тарелку, делая вид, что ничего не замечает.
– Он живет долго, и ему хочется, чтобы жизнь была лучше. Но вместо этого он видит одно и то же. От этого у него тоска и разочарование. Впору пойти и повеситься. И он это может сделать – вот и еще один труп на вашей совести. Да и вас самих могут потом посадить в тюрьму. Вы пропадете для общества, для женщин. Для нее, – Евгений указал на Симу, – а ведь видно, что ей нужен сильный мужчина, сильней, чем она сама. Где она его найдет, если все будут драться, убивать и садиться в тюрьму?