– Педагог не мог так выразиться в присутствии ребенка!
– Ребенка, да! Обычного ребенка, а присутствие умственно отсталого ребенка мог!
– Гоша, как можешь? Это же и твоя кровь тоже! Он сын твоего покойного брата, ты об этом не забыл?
– Аа, – дядя Георг махнул рукой и сел за стол. – Чего ты все плачешь? Иди в комнату и успокойся!
– Иди, иди, Саша. Поиграй там с чем-нибудь. Видишь, дядя немного расстроен.
Он будто только этого и ждал – мигом выскочил из кухни. Он не понимал, из-за чего дядя Георг так на него злится? Ведь он ничего плохого не сделал. Он зашел в детскую и сел на свою кровать. Теперь он уже не плакал – здесь он почувствовал себя в безопасности. Так, по крайней мере, ему казалось. На его кровати лежал лист. Обычный белый лист из обычного детского альбома для рисования. Непонятно кто его туда положил, но этот лист понравился ему. Он манил его своей белизной. Мальчик смотрел на него, не отрываясь и лист начал расти, увеличиваться в размерах. Теперь он занял всю кровать, а через мгновение всю комнату. А еще мгновение он возрос до размеров целого мира, космоса, вселенной. Правда, он тогда не знал этих слов, этих понятий. Тогда он не смог бы словесно описать свое видение. Перед его глазами был огромный холст, на котором возникла картина. Картина чего-то не постижимого, не подающегося ни описанию, ни осмыслению. Картина рождения вселенной? А может ее гибели? А может в ней был заложен смысл всего сущего, принципы мироздания? А может… Видение длилось мгновение. Через доли секунды он снова видел перед собой обычный белый лист бумаги…
Алекс попытался удобнее расположиться на диване. Он чувствовал, как голова его тяжелеет. Может это от нахлынувшего потока воспоминания, а может… Он не успел додумать свою мысль, он уснул.
II
«Почему так болит голова? И глаза слипаются будто я вчера всю ночь пил дешевое разбавленное пиво в каком-нибудь грязном баре… И это свет неприятный… Это же палата! Точно, палата. Как я здесь очутился? Снова в «дурке». Это просто страшный сон или это все наяву?..».
Алекс приподнялся на руках и осмотрелся. Да, это была та самая палата номер 4. Та самая, в которой он пять лет назад заново познавал мир. Та самая, в которой он провел пять дней, находясь на диагностике три месяца назад. Все тот же жуткий светло-зеленый цвет стен, все тот же пол, покрытый выцветшей, стертой плиткой и четырьмя большими окнами, которые выходили во внутренний двор больницы, и от которых в независимости от времени года дул холодный сквозняк. Кроме Алекса в палате был еще один «пациент» - Ваня-шизофреник, как называл его и персонал, и остальные пациенты.
Алекс лег обратно в постель. Все вокруг было слишком реальным для сна, пускай и кошмарного. Что же случилось? Как он снова смог тут очутится? Каким чудесным образом он смог перенестись из своей съемной квартиры на проспекте, в самом центре города, сюда, на окраину, в это захолустье? Он ясно помнил, что вчера вечером уснул в гостиной, смотря телевизор. А сегодня с утра проснулся в больничной палате. Мистика! Или…
– Ваня, – тихо позвал он, – Ваня.
– Алик! Алик, ты проснулся! Ты снова с нами! – весело закричал его сосед по койке и тут же прыгнул со своей кровати на кровать к Алексу.
– Успокойся, дружище, – Алекс не ожидал такой бурной реакции. – Спокойнее тебе нужно быть, – с улыбкой продолжил он, – а то будешь торчать тут до спокон веков. Тем более я надеюсь, что я тут ненадолго.
– Алик, Алик, без тебя скучно было. Никто не хочет мне читать книжки. Помнишь, ты мне книжки читал? – он закатил глаза верх и принялся раскачиваться из стороны в сторону.
– Подожди ты, подожди. Почитаю я тебе книжки, почитаю.
– Правда, Алик?
– Правда. Только я не Алик, а Алекс! Сколько раз тебе повторять? Алекс! Повтори.
– Ааллее..к..сс, – протянул Иван.
– Вот, правильно. А теперь быстро скажи «Алекс»!
– Алик!
– Да чтоб тебе! Ты безнадежен!
Иван по-детски прикусил нижнюю губу, а в его больших наивных глазах выступили слезы.