¾ Пожалуйте! — раздался шепот агента X.
¾ Прошу! — пригласил нас Путилин,показывая наоткрывшуюся дверь.
Первой вошла агентша, за ней я. Путилин остановился в дверях и обратился к Х:
¾ Ну, а теперь, голубчик, закройте, вернее, заприте нас на замок таким же образом.
¾ Как?! — в сильнейшем недоумении и даже страхе вырвалось у меня. — Как?! Мы должны быть заперты в этом логовище страшного урода?
¾ Совершенно верно, мы должны быть заперты, дружище... — невозмутимо ответил мой друг. — Постойте, господа, пропустите меня вперед, я вам освещу немного путь.
Путилин полез в карман за потайным фонарем. В эту секунду я услышал звук запираемого снаружи замка. Много, господа, лет прошло с тех пор, но уверяю вас, что этот звук стоит у меня в ушах, точно я его слышу сейчас. Чувство холодного ужаса пронизало все мое существо. Такое чувство испытывает, наверное, человек, которого хоронят в состоянии летаргического сна, когда он слышит, что над ним заколачивают крышку гроба, или осужденный, брошенный в подземелье при звуке захлопываемой за ним на веки железной двери каземата.
¾ Ну, вот и свет! — проговорил Путилин. Он держал впереди себя небольшой фонарь. Узкая, но яркая полоса света прорезала тьму. Мы очутились в жилище страшного горбуна. Прежде всего, что поражало, — это холодный пронизывающе сырой воздух, пропитанный запахом отвратительной плесени.
¾ Бр-р! Настоящая могила... — произнес Путилин.
¾ Да, неважное помещение, — согласился я. Небольшая комната, если только это логовище, грязное, смрадное, можно было назвать комнатой, было почти все заставлено всевозможными предметами, начиная от разбитых ваз и кончая пустыми жестяными банками, пустыми бутылками, колченогими табуретами, кусками материй.
В углу стояло подобие стола. На всем этом толстым слоем лежала пыль и грязно-бурая, толстая паутина. Видно было, что страшная лапа безобразного чудовища-горбуна не притрагивалась ко всему этому в течение целых лет.
Около стены было устроено нечто вроде кровати. Несколько досок на толстых поленах; на этих досках — куча отвратительного тряпья, служившего, очевидно, подстилкой и прикрытием уроду.
¾ Не теряя ни минуты времени, я должен вас спрятать, господа! — проговорил Путилин. Он зорко осмотрелся.
¾ Нам с тобой, дружище, надо быть ближе к дверям, поэтому ты лезь под этот уголкровати, а я в последнюю минуту займу вот эту позицию.
И Путилин указал на выступ конуры, образующей как бы нишу.
¾ Теперь, и это главное, мне надо вас, барынька, устроить. О, от этого зависит многое, очень многое! — загадочно прошептал гениальный сыщик.
Он оглядел еще раз логовище горбуна.
¾ Гм... скверно... Но нечего делать! Придется вам поглотать пыли и покушать паутинки, барынька. Потрудитесь спрятаться вот за сию пирамидку из всевозможной дряни, — указал Путилин на груду различных предметов. — Кстати, снимайте скорее ваш дипломат. Давайте его мне! Его можно бросить куда угодно, лишь бы он не попадался на глаза. Отлично... вот так. Ну-ка, доктор, извольте взглянуть на сие зрелище!
Я, уже влезший под кровать, выглянул и испустил подавленный крик изумления.
Предо мною стояла — нет, я не так выразился — не стояла, а стоял труп Леночки, убитой девушки. С помощью удивительно «жизненного» трико тельного цвета получалось — благодаря скудному освещению — полная иллюзия голого тела. Руки и ноги казались кровавыми обрубками, вернее, раздробленной кровавой массой.
Длинные волосы, смоченные кровью, падали на плечи беспорядочными прядями.
¾ Верно? — спросил Путилин.
¾ Но… это... — заплетающимся голосом пролепетал я... — Это, черт знает, что такое.
На меня, съежившегося под кроватью, нашел, положительно, столбняк.
Мне казалось, что это какой-то кошмар, больной, тяжелый, что все это не действительность, а сон.
Но, увы! Это была действительность из блестящих похождений Путилина, моего друга.
¾ Ну, по местам! — тихо скомандовал Путилин, туша фонарь. — Да, кстати, барынька: зажимайте крепко нос, дышите только ртом. У вас слишком много пыли, а пыль иногда — в деле уголовного сыска — преопасная вещь... Тс-с! Теперь — ни звука.
Наступила тьма и могильная тишина.
Я слышал, как бьется мое сердце тревожными, неровными толчками.
Время тянулось страшно медленно. Секунды казались минутами, минуты — часами. Вдруг до моего слуха донеслись шаги человека, подходящего к двери. Послышалось хриплое ворчание, точно ворчание дикого зверя, в перемешку с злобными выкликами, проклятиями. Загремел замок.