Затем страшные преступники как будто переселились в город Кронштадт, и там, друг за другом, также удушением веревочной петлей были убиты и ограблены крестьянин Ковин и жена квартирмейстера Аксинья Капитонова.
Становилось как-то не по себе при рассказах об этих страхах, а тут вдруг убийство, и также удушением, Михеля Корвонена; убийство тем же удушением легкового извозчика Федора Иванова. В обоих случаях с ограблением и уже снова в Петербурге — на погорелых местах Измайловского полка.
В то время местность Измайловского и Семеновского полков была мрачна и пустынна, и случаи грабежей и насилий бывали там нередки, но, собственно говоря, бывать в тех местах вовсе не было необходимым, так как жили там преимущественно трущобные обыватели и разная голь. После же огромного пожара погорелые места Измайловского полка, особенно ночью, казались страшными, как заброшенные кладбища.
Следом за извозчиком Ивановым близ Скотопригонного двора был найден труп другого извозчика, также удушенного и ограбленного.
Как сейчас помню панику среди жителей столицы, а особенно среди извозчиков. Нас же угнетало чувство бессилия. Я был тогда еще маленьким человеком — помощником надзирателя при Нарвской части, но начальство уже отличало меня. У нас в части во время присутствия только и было разговоров, что об этих происшествиях. Пристав следственных дел, некий Прач, толстый, краснолиций, с рыжими усами, самоуверенно говорил:
— Небось, откроем! У меня есть такие люди, которые ищут, и сам я гляжу в оба!
Но он больше гляделв оба… кармана мирных жителей своей части.
Другое дело Келчевский. Он был стряпчим по полицейским делам той же Нарвской части и проявлял незаурядную энергию, особенно в ведении следствия. Совершивший преступление уже не мог открутиться от него, настолько он был ловок, умен и находчив. С ним мы подолгу беседовали о таинственных убийцах. И он, и я не сомневались, что в ряде этих убийств принимают участие не один и не два человека, а целая шайка.
Одновременно с этими убийствами в Петербурге наводила немалый страх и шайка грабителей (это все в 1855 году), члены которой грабили неосторожных пешеходов в темных закоулках и на окраинах города. Келчевский думал, что убийцы и грабители — одна шайка, но я был твердо уверен в противном и на эту тему мы с ним горячо и подолгу спорили.
А в городе паника усиливалась. Многие парни бросили извозный промысел, и ни за какие деньги кого-либо из них нельзя было уговорить поехать на окраины города вечером. Поэтому ночью на работу выезжали только самые отчаянные из извозчиков.
Конец 1856 года и начало 1857 года можно было назвать в буквально смысле ужасными. За два месяца полиция подобрала одиннадцать тел, голых, замерзших, со страшными веревками на шее! Во всех случаях это были легковые извозчики или случайно запоздавшие пешеходы.
Не проходило утра, чтобы за ночь не объявилось о совершенном удушении или на погорелых местах Измайловского полка, или на берегу Таракановки либо Обводного канала, или на Семеновском плацу.
Из одиннадцати подобранных тел девять удалось оживить благодаря своевременной медицинской помощи. Рассказы этих оживленных, по моему мнению, страшнее всяких придуманных рождественских рассказов.
— Наняли меня, — рассказывал извозчик, — два каких-то не то мещанина, не то купца ехать на Рижский проспект за тридцать копеек, я и повез. Они песни поют. Только мы с седьмой роты въехали на погорелые места, они вдруг и притихли. Я поглядел: они что-то шепчутся. Страх меня забрал. Вспомнил я про убийц и замер. Кругом ни души, темень. Я и завернул было коня назад. А они: «Куда? Стой!» Я — по лошади. Вдруг — хлясть! У меня на шее петля, меня назад тянут, а в спину коленом кто-то уперся. Тут я и потерял сознание…
— А в лицо не помнишь их?
— Где же? Договаривались, а мне и невдомек!.
— Возвращался от кума с сочельника, — рассказывал другой. — Надо было мне свернуть с канавы в Тарасов переулок. Я свернул, но тут на меня напали двое. Сила у меня есть — я стал отбиваться. Один из них крикнул: «Накидывай!» Тут я почувствовал, что у меня на шее петля, а потом запрокинули меня и я обеспамятовал…
И опять: в лицо признать никого не может.
Граф Петр Андреевич Шувалов, бывший тогда Петербургским обер-полицмейстером, отдал строгий приказ разыскать преступников.
А тут еще грабители.
Вся полиция была на ногах, и все метались без следа, без толка. Я весь горел от этого дела. Потерял и сон, и аппетит. Не могут же скрыться преступники, если их искать как следует? И я дал себе слово: разыскать их всех до одного, хотя бы даже с опасностью для своей жизни.